– Чего? – недоверчиво переспросил Сытин. – Ты ничего не знаешь!
Я усмехнулся. Конечно, знал я маловато, но припугнуть их не мешало.
– Я говорю: адреса всех твоих хаз известны американцам.
– Брешешь! – воскликнул Сытин и схватил меня за грудки.
Я пожал плечами:
– А смысл? Так сказать, у смертного одра какой мне смысл врать?
– Когда будет операция?! Говори! – Леня что есть силы затряс меня.
Я покачал головой:
– Опять же никакого смысла нет. Вы меня прикончите в любом случае. А так хотя бы есть надежда, что не зря.
Сытин, вращая безумными глазами, занес кулак, чтобы нанести мне удар в челюсть.
– Не надо, Леня, – негромко произнесла с переднего сиденья мадам, – не видишь, врет он. Кроме того, велено было доставить его целым и невредимым.
Судя по тому, что Сытин тотчас же выпустил воротник моего пиджака из рук, она была не последним человеком в этой компании. Надо будет иметь это в виду…
– Врешь?! – заорал Сытин что есть мочи. Видимо, он решил воздействовать на меня если не силой, то голосом.
– Тише, Леня, от твоего вопля у меня чуть барабанные перепонки не лопнули.
– Тебе они скоро не понадобятся вовсе. Говори, брешешь?
Я невинно улыбнулся:
– Ну хорошо, признаюсь. Пошутил я. Спи спокойно, дорогой друг.
Расстроенный Сытин отвернулся к окну и стал остервенело грызть ногти.
Между тем машина свернула на еле заметную дорожку между полями, засеянными то ли пшеницей, то ли рожью, – признаться, в сельском хозяйстве я не силен. К тому же почти совсем стемнело. Теперь мы ехали почти что по целине.
Шутка с Сытиным принесла мне только моральное удовлетворение. И то ненадолго. Чем может закончиться разговор с их шефом, вы, наверное, уже догадались. Наивно надеяться, что он предложит мне какую-то сделку. Я зашел слишком далеко. И самый лучший путь – это просто убрать меня с дороги. Поверьте, я кое-что в таких делах смыслю. Во всяком случае, на месте Беляка я бы поступил именно так…
Тогда зачем они меня везут в такую даль? Именно это обстоятельство и оставалось тем единственным обнадеживающим фактом, за который могла уцепиться моя стремительно пропадающая надежда.
Наконец я заметил, что мы уже едем по незасеянному полю или просто по большой поляне. Машина остановилась.
– Выходи, – подтолкнул меня дулом своего никелированного «магнума» Сытин.
Мы остановились около маленького домика, вернее, вагончика, стоящего посреди поляны. По ее краям чернел лес. Небо, еще не совсем потемневшее, поблескивало звездами. Красота!
– Давай заходи, – Сытин открыл дверь вагончика.
Внутри домик был освещен одной тусклой лампочкой. У стола на табурете сидел не кто иной, как Евсей Беляк. Я его узнал по фотографии, имевшейся в картотеке нью-йоркской полиции.
Беляк поднял на меня свои водянистые глаза и улыбнулся:
– Здравствуйте, товарищ Турецкий.
– Здорово, Евсей, – вежливо ответил я.
Беляк заскрипел, как несмазанная телега, что должно было изобразить презрительный смешок.
– Я надеюсь, – продолжил Беляк, – что вы понимаете свое положение? Нам известно, что вы никого не успели предупредить о вашем визите в бар «Крошка Нэнси». А даже если бы и успели, что с того? Где вы находитесь в настоящий момент, не известно ни одной живой душе. Кроме нас, конечно. Хе-хе.
– Ладно, Евсей, давай ближе к делу, – грубо сказал я. – Чего тебе надо?
Беляк криво улыбнулся:
– О-о! Мне много чего надо. И, надо сказать, многое я уже имею. Успокойся, Турецкий, от тебя мне не надо ничего.
– Зачем же твои «шестерки», – я кивнул на троицу, устроившуюся на стульях в углу комнаты, – притащили меня сюда?
Беляк многообещающе усмехнулся – прямо как депутат или кандидат в президенты.
– Ты слишком много знаешь. – Он тяжко вздохнул. – Факт твоего пребывания в Нью-Йорке становится слишком опасен для меня. И не только. Догадываешься, кого я имею в виду?
Я кивнул.
– А ведь мы могли бы с тобой договориться. Ну скажи, зачем ты суешь свой нос куда не надо?
– Привычка. За многие годы выработанная. Кроме того, Евсей, совать свой нос во все дырки входит в мои профессиональные обязанности. Работа у меня такая. Я, как ты знаешь, следователь.
– Ищейка ментовская, – презрительно вымолвил Беляк.
Я покачал головой:
– Нет, Евсей. Я следователь. Я расследую все те пакости, которые творишь ты и такие, как ты. И благодаря мне вас становится немного меньше.
– Ну что ж, – зловеще произнес Беляк, – предлагаю для разнообразия уменьшить количество следователей. Как ты на это смотришь?
– Отрицательно, Евсей!
Так обычно действуют герои дешевых детективов. Но выбирать мне не приходилось – я схватил со стола пепельницу и запустил ее в лампочку. Внутренности вагончика погрузились в темноту. Снаружи через дверной проем и окошко пробивался свет зажженных фар. Тут же кто-то закричал, кто-то выругался, и до меня донесся голос Беляка:
– Ты, кажется, поиграть со мной решил? Не советую…
Надо сказать, я присел на корточки, забрался под стол и едва не касался его колен. В запасе у меня было всего несколько секунд – пока кто-нибудь не вытащит из кармана зажигалку. Кидаться вон из вагончика было бы последней глупостью – моя фигура на фоне освещенного дверного проема стала бы отличной мишенью.
– Да зажгите же кто-нибудь огонь, мать вашу! – раздраженно воскликнул Беляк.
Он, видимо, так и не успел сообразить, что было дальше. Потому что его нос внезапно пришел в соприкосновение со столиком, за которым он сидел. Судя по стуку, Беляк вместе с табуретом полетел на пол. Я надеялся, что он собьет с ног кого-нибудь еще. Видимо, так и получилось, потому что я услышал грохот и ругань.
Я осторожно подкрался к двери и, примерившись, выпрыгнул наружу. Вслед послышалось два выстрела.
– Стой! – заорал Беляк. – Остановить его!
А я уже несся прочь по поляне. Два желтых глаза машины остались далеко сзади, теперь меня окружала непроглядная тьма. Конечно, я не бросился к автомобилю – в нем могло не оказаться ключа зажигания, мотор мог не завестись, так что рисковать я не мог. Поэтому я рассчитывал укрыться в лесу, а потом выйти к шоссе.
Бандиты больше не стреляли, и я решил, что они опасаются, как бы их не услышали. Значит, где-то рядом есть люди. Значит, у меня есть шансы!
Я бежал по кочкам, не видя вокруг абсолютно ничего. Не знаю, на счастье или на несчастье, луну закрыло большое облако. Я старался ступать как можно тише.