Словом, доктор понял, что получил отставку, и довольно сухо и неохотно сообщил следователю по особо важным делам межрайонной прокуратуры, советнику юстиции Нехорошеву Игорю Борисовичу, так звали молодого человека, что пострадавшая действительно может покинуть институт, если желает, необходимая помощь ей оказана, а дальнейшее лечение — по месту жительства.
От Игоря и узнала Светлана немного позже подробности происшествия. Но сначала этот Игорь попытался выяснить у нее все, что касалось покушения и убийства. Она же рассказала лишь, кому принадлежит расстрелянный джип, кто был в машине, куда и зачем они все ехали. И это было правдой. Кто в них стрелял и за что — этого она и не знала, и даже не догадывалась. Но потом, когда он вызвал служебную машину и они уже ехали к ней, в Хамовники, она вспомнила одну «мелочь», неизвестно почему возникшую в памяти. Спер- ва-то и внимания не обратила, а сейчас пришло на память.
Кажется, это было перед мостом, по которому они переезжали Москву-реку. Олег, охранник Виктора, вдруг обернулся к хозяину и, показывая в зеркальце заднего обзора, сказал:
— Шеф, — он всегда так называл Нестерова, — мне не нравится вон тот мотоциклист, сзади.
— Давно? — Нестеров явно напрягся.
— Не знаю, шеф, я только сейчас обратил внимание.
— А кто должен знать?! — неожиданно закричал Виктор. — Я вам всем за что бабки плачу?! Я что, сам все за вас должен?! — И тут он очень грубо выругался.
Светлане стало неудобно за такой отвратительный его срыв. Но Виктор и не обернулся к ней с извинениями, напротив, он выкрикнул еще две-три грубые, оскорбительные фразы, а потом достал платок и начал вытирать мокрый лоб.
И тут Олег снова заговорил:
— Шеф, он ушел. Наверно, я ошибся, подумал, что он сел нам на хвост.
— Куда ушел? — недовольно прохрипел Нестеров.
— Да вон! — Олег махнул рукой вперед.
А Света даже и не заметила того мотоциклиста. И очень удивилась непонятной резкости и грубости обычно старающегося быть спокойным Виктора Михайловича. Вот тогда Светлана и задумалась невольно над своим будущим. И ее подавленное настроение, видно, передалось Нестерову, и снова едва не вспыхнула ссора, теперь уже между ним и ею. То есть она уже вспыхнула, но Света постаралась ее погасить своим смирением. А дальше все и началось...
Игорь Борисович, внимательно слушавший рассказ свидетельницы Волковой и записывающий его на магнитофон — не в машине же составлять протокол допроса, —задумался. Опять этот прямо-таки мифический какой-то мотоциклист!..
Дело в том, что, пока врачи приехавшей «скорой» извлекали из безжалостно расстрелянного, но чудом не взорвавшегося джипа тела его пассажиров и выясняли, кто из них еще нуждается во врачебной помощи, сам Нехорошев с оперативниками пытался по нечетким и противоречивым показаниям немногочисленных свидетелей разыгравшейся на набережной трагедии составить хотя бы общую картину преступления.
Кто-то из водителей, добровольно оставшихся у светофора после кровавой драмы, упомянул про странного мотоциклиста, который зачем-то регулировал на пешеходном переходе автомобильное движение — переключал светофор, рукой останавливал движущиеся в обоих направлениях машины. Другой свидетель, тоже водитель стареньких «Жигулей», возразил, что мотоциклистов он видел лично двоих, а не одного и он сам, своими глазами, наблюдал, как они объехали остановившийся джип с обеих сторон и вмиг расстреляли из автоматов, после чего унеслись, но в обратном от Киевского вокзала направлении. Третий, который подъехал сюда именно со стороны Киевского вокзала, утверждал совершенно обратное: по его словам, мотоциклист действительно присутствовал, но он был один и мчался в сторону Киевского вокзала.
Так сколько же их было?! Голова кругом от этих свидетелей!
Ну сколько было произведено выстрелов и из скольких автоматов, это покажет экспертиза. И едва подумал об этом, позвал эксперт-криминалист. Оказывается, внутри машины обнаружили пару «Агранов-2000» с пустыми рожками. Это что, оружие киллеров? Расстреляли и зашвырнули в машину через разбитые окна? Или отстреливались те, что сидели в машине? Черт ногу сломит... И тут врачи доложили, что двое еще дышат. Игорь Борисович оставил на месте оперативников, а сам отправился вместе с пострадавшими к Склифосовскому. Очень важно ведь сразу переговорить с ними, по возможности, конечно.
С одним свидетелем дело было совсем скверно. Но, зная обычаи братвы не оставлять таковых живыми, Нехорошев постарался немедленно обеспечить водителю охрану возле его палаты. Понимая одновременно, что человек, находящийся в коме, никому никакой угрозы представлять не может. И тем не менее.
А с девушкой все оказалось и проще, и сложнее. Именно она, которая, по мысли следователя, могла знать больше других, практически никакой реальной помощи ему оказать не смогла. Или не захотела. Вот разве что про мотоциклиста вспомнила...
И еще одну вещь понял Нехорошев. Раз убийство человека в джипе — а главной жертвой убийц был, естественно, он, не девица же, пусть даже и солистка Большого театра, или там охранник с водителем! — значит, разгадка преступления таится в профессии или образе жизни господина Нестерова. Вот с него-то и надо начинать. А балерина, которая совсем, видать, не случайно сидела в его машине, просто обязана помогать теперь следствию. Но так как и водителю, и ей самой грозит смертельная опасность по причине выше означенных бандитских обычаев, ее придется на время спрятать, даже если она станет категорически против этого возражать. Мысль совершенно конкретная и, главное, простая. И столь же однозначная, как уверенность в том, что ее непременно будут искать, чтобы убить.
Кстати, окончательно убеждение в том, что балерину надо срочно прятать, созрело у следователя после того, как он вошел в квартиру, принадлежащую Светлане Алексеевне Волковой, в которую она въехала не далее месяца назад. Здесь, на улице Доватора, таких квартир ни у кого больше не было, да и не могло быть просто по определению. Но раз она есть, значит, о ней, кому надо, уже известно. И в первую очередь тем, кто замыслил и организовал убийство.
Вероятно, Светлана все еще не пришла в себя после жуткого потрясения. Она и разговаривала так, словно общалась с кем-то потусторонним, нереальным и нелепо навязчивым. Морщилась, страдала, будто не понимала, что происходит. Конечно, оставлять ее в таком душевном и физическом состоянии в одиночестве было бы верхом цинизма и гнусности. Не мог позволить себе столь антигуманного и немужского поступка Игорь Нехорошев. И если она не принимает объяснений и логических доводов, оставалась последняя возможность склонить ее на свою сторону — испугать еще больше.
Но ведь она и так уже, кажется, была смертельно напугана. Куда дальше-то? Ну и пусть испугана, но ведь и упряма. Знать бы о ней побольше... Либо об этом ее... как его звали? Она нехотя обмолвилась — покровитель. И странное имя назвала — Крисс. Бизнесмен из Петербурга, переехавший в столицу. Тоже из артистов, что ли? Не слыхал такого имени, да и клички, следователь Нехорошев. Странно, эту публику братва обычно не трогает: толку от них, вернее, пользы — никакой, а вони много.