— Куришь? — протянул он Вовику пачку «Кэмела».
— А травки нет? — спросил тот.
— Ну ты совсем охренел. Кстати, ты мне так и не сказал, как тебе удалось в запертой квартире раздобыть дозу или все-таки старая заначка?
— Карлсон принес, — осклабился Вовик.
— А может, Фридрихсон?
— Ладно, иди покажу. — Вовик опять потащил Турецкого в ванную и отогнул кусок ДВП, прикрывавший нишу в стене, где располагались канализационный и водопроводный стояки. — Добрые люди сверху на веревочке спустили, а я им также на веревочке зелененького президента отправил. Вот президент действительно из заначки.
— Планы насчет господина Молчанова меняются, — вполголоса сообщил Турецкий Денису, выйдя с ним на площадку. (Вовик из внезапного человеколюбия пошел варить чай для дорогих гостей.) — Во-первых, этот урод предположительно болен СПИДом, его нужно проверить, а заодно и нам с тобой провериться, потому что, пока мы его в прошлый раз спасали, он запросто мог и нас заразить. А кроме того, если все, что он мне тут наболтал, хоть в какой-то степени правда, то Вовик опасный свидетель и его могут попытаться убрать. Так что его нужно хорошенько спрятать и, совмещая приятное с полезным, лучше упечь в какую-нибудь клинику, пусть здоровье поправляет.
— Человека оставить для наблюдения? — справился Денис, перспектива оказаться носителем СПИДа его почему-то совершенно не испугала.
— Нет, человека снимай, а микрофончик в квартире нужно оставить, на всякий случай, если вдруг кто-то сюда наведается.
Пить чай Турецкий не остался, предоставил дальнейшее общение с Вовиком Денису. Выбрался на улицу, даже не чувствуя жары, было острое желание вымыться, и не просто под душем, а в бане.
Недолго думая, Турецкий поехал в Сандуны, сто лет там не был, да и вообще никогда не был в одиночку.
Однако сегодня было не до шумных компаний, не пиво пить ехал, не удовольствие получать от ленивого трепа в парилке о бабах (пардон, дамах). Ехал мыться, смывать с себя запах дерьма из говоровского подъезда, запах Вовиковой квартиры, вчерашние еще свежие запахи Рязани и всю прочую вонь, которой что-то уж слишком много в этом деле.
По поводу вечера, а может, по поводу жары, в бане было малолюдно.
Турецкий забрался в парную и влез на верхнюю полку. Для достижения максимального эффекта решил действовать по всем канонам — первый пар принимал всухую. Поначалу сильно обжигало, опасался даже сжечь уши, но и вирусу проклятому тоже было несладко. Лежал и предвкушал минуту, когда пробьет первый пот. Пот наконец обнаружился мельчайшими, идеально округлыми капельками. Потом потекло струями, ручьями, реками, солеными водопадами. Закрыл глаза и застонал от удовольствия.
Теперь мыться.
Тер себя до одурения, хлестал веником дубовым, потом березовым. Окатывал горячей водой, потом холодной, снова горячей и снова тер. Позвал банщика и еще ему позволил над собой поизмываться — помять, похрустеть косточками, разобрать и собрать заново.
Потом нырнул в бассейн и понял, что все — силы кончились.
Домой ехал в сладкой истоме. С одной мыслью добраться до кровати — и спать. До утра, а может, и до вечера. Телефон вырубить, к едрене фене, пейджер в холодильник — оттуда не допищится, звонок дверной отключить, и гори оно все синим пламенем.
А на ступеньках подъезда сидел Славка и нагло и одновременно обиженно ухмылялся этой своей ухмылкой, разрушая такие стройные, такие хрустальные мечты Турецкого о глубоком и безмятежном сне.
— Ну где тебя носит? Целый час сижу. Денис сказал, ты домой поехал. И чего это ты такой розовый, как из бани?
— А я и есть из бани, — буркнул Турецкий.
— Неужели со Старухиной парился?! — восхищенно присвистнул Грязнов. — Склеил все-таки?
— Со Старухиной я в кабинете парился. И не склеил. — Турецкий впустил друга в квартиру. — Ужинать будешь?
— Пожрать я всегда не против, — честно признался Вячеслав Иванович. — Чем угощаешь?
— Глазуньей, болтуньей или омлетом. Выбирай.
Грязнов подумал и выбрал:
— Хочу жареной картошки.
— Ну жарь. — Турецкий налил себе ледяной минералки и устроился под вентилятором. — И кофе свари, я спать хочу.
— А кто не хочет? — Грязнов заглянул в морозильник и, убедившись, что оставшаяся с прошлого раза бутылка коньяка на месте, принялся за картошку.
Ловко орудуя ножом, он объяснил причину своего появления:
— Я, собственно, забрел информацией поделиться. Насчет сахновского института.
— Они там новый философский камень изобрели, который сахарную пудру в кокаин превращает? Или лекарство от похмелья?
— Лекарство от наглости изобрели. Кто к кому, вообще, в гости пришел, бери нож, присоединяйся.
Турецкий взглянул на плававший в кастрюльке десяток картошин:
— И достаточно. У меня еще тушенка есть.
Грязнов, обреченно вздыхая, развел огонь под сковородкой.
— В этом сахновском заведении происходят, оказывается, странные вещи. Например, шестого апреля в подъезде своего дома была застрелена некая Столярова Ирина Геннадьевна, которая трудилась в лаборатории известной тебе Божены Долговой в должности младшего научного сотрудника. Убийство было профессиональным и явно заказным, «макаров» бросили в подъезде, контрольный выстрел присутствовал, в общем, все чин чинарем, только жертва непонятная… Где у тебя соль?
Слава изрядно посолил и поперчил картошку, подумал и добавил еще карри и кардамон.
— Ну сам посуди, кому могло понадобиться заказывать двадцатишестилетнюю химичку без вредных привычек, капитала и влияния в каких-либо кругах?! Рассматривались две версии: ее заказал муж, которому она до смерти надоела, или ее просто с кем-то спутали. Нет, ну конечно, мог кто-то интриговать на работе…
— Слава, давай ближе к делу, — зевнул Турецкий, — я сейчас засну под твои сказки.
— Ну ты хам! Я стараюсь, бегаю по жаре, одалживаюсь у кого-то, здоровье порчу, потому что друг попросил. И вот вместо благодарности что я слышу? Может, тебе письменный отчет составить? В баню без меня ходил, теперь я тебе ужин готовлю…
— Да не заводись ты, — остановил излияние справедливого возмущения друга Турецкий. — Извини, спасибо, я больше так не буду, честное пионерское. Доволен?
— Доволен, но не удовлетворен. Тушенку давай. — Грязнов вывалил полбанки мяса поверх картошки, вбил пару яиц и еще раз для верности посолил. — Короче, муж оказался ни при чем, остался с двумя малолетними детьми, любовницы у него не было, особых разногласий с женой тоже. Зато насчет обознатушек выяснилось, что в этом же подъезде проживают целых три бизнес-леди, каждая из которых вполне могла раздражать конкурентов, или «крышу» или еще кого-нибудь. Правда, ни одну из них по внешнему виду спутать со скромной химичкой было нельзя, но мало ли как в жизни нашей скорбной случается. Киллер неопытный попался, темно было в подъезде, возможно, она его заметила и заподозрила. В общем, ковырялись с этим убийством долго и фактически списали в висяки. А новорусские дамы завели себе по эскадрону телохранителей, но ни на одну из них повторного покушения совершено так и не было. В конце концов следствие решило, что мишень, которая прозорливо догадалась, что именно она была мишенью, восприняла это убийство как суровое предупреждение и уладила свои проблемы мирным путем.