Денис с сокрушенным видом объявился вечером, следом за экспертами-криминалистами из ЭКУ. Совещание пришлось перенести в коридор.
— Насчет Рахимова вы оказались правы: ушел с концами.
— Прошляпили?
— Он, оказывается, у себя в квартире в капитальной стене дверь прорубил в соседний подъезд! Представляете?! А там дедулька-одуван — ничего не вижу, ничего не слышу.
— Грандиозно.
— Зато типа у Курского вокзала поддели.
— Сдавай его дяде своему, — потребовал Турецкий, — некогда нам нарковойнами заниматься.
— Уже сдал.
— А остальные деятели? Тоже небось насчет Промыслова глухо?
— Как в танке, — грустно кивнул Денис.
— Приплыли, называется. Вот же ж черт. Придется заходить на очередной круг: Коржевский, Долгова, Вовик Молчанов, пока их тошнить не начнет от нашего вида. Может, в конце концов выложат что-нибудь полезное. Досье на них у тебя хоть готовы?
— Завтра.
В коридор выглянул один из экспертов.
— Закончили уже? — поинтересовался Турецкий.
— Нет еще. Вам звонят.
Это был Гетьман. Турецкий, повернувшись к экспертам, сделал вопросительный жест: говорить можно? Они развели руками: дескать, пока не знаем еще… Тогда рисковать не стоит, прикинул Турецкий и сказал в трубку:
— Алексей Владимирович, меня срочно вызвали к начальству, давайте я сам свяжусь с вами минут через пятнадцать?
— Хорошо.
Гетьман продиктовал номер. Турецкий вышел в коридор и тут же набрал его по мобильному.
— Что-то вы быстро отсовещались, Александр Борисович, — не слишком удивился тот.
— Дали отбой. Что там у вас?
— Опознали-таки вашего человечка по фотографии. Записывайте адрес.
Опознал Промыслова по фотографии то ли один из студентов Гетьмана, то ли кто-то из преподавателей, он толком не объяснил. Евгения он видел в одном притоне со… сломанной ногой.
Бред, думал Турецкий. Неужели действительно весь сыр-бор из-за того, что он сломал ногу и, пока не поправится, не хочет возвращаться домой?! И это наше похищение века?
Пристроился к каким-нибудь травникам, чтобы и народ понимающий, и за дозой было кому сгонять, и пожрать приготовить. А я из-за него походя всю наркомафию на уши поставил! Бред сумасшедшего! Если это действительно он — нужно его перепрятать как следует и устроить для Промыслова-старшего представление с участием ребят из «Глории». Показательное освобождение его дитяти, со стрельбой, взрывпакетами и пусканием газа. Со всеми делами. И чтобы не хуже, чем в Голливуде. А то подумает, что мы прохлаждались все это время.
Подъехали. Традиционно посмотрели на балконы. Они выходили на теневую сторону — на северную, и почти на каждом кто-то прохлаждался.
В квартиру, конечно, их пускать не захотели.
— Вот вам и хиппи с распростертыми объятиями, — сказал Денис. — Ну, Александр Борисович, что делать будем? Ломаем дверь или как?
— Или как. Попробуем на пушку взять.
Нужно было сюда этого доброхота Гетьмана притащить, вместе с его информатором, подумал Турецкий. И под дверью нас не стали бы томить, и он сам заодно прочувствовал бы, каковы его виртуальные обобщенные наркоши в натуральном виде.
— Э-э-эй! — Турецкий что есть силы заколотил в дверь и, услышав, как кто-то изнутри подошел и прильнул к глазку, поднес к нему удостоверение. — Нам нужно поговорить с одним вашим приятелем. Предупреждаю, не впустите — вызову наряд, скажу: мол, в квартире поножовщина и стрельба, тогда пеняйте на себя.
— Да пошел ты, — ответили из-за двери охрипшим девичьим голоском.
Через минуту, однако, подошел новый переговорщик, полояльнее:
— А кто, собственно, вам нужен?
— Ты что, нам его на веревочке с балкона спустишь?! Открывай, разберемся!
Их наконец впустили.
Квартира своим внутренним убранством как две капли воды походила на Жекину. То же полное отсутствие мебели, один стул на кухне, который занимали парень, открывший им дверь и девица, пославшая Турецкого. Такая же телефонная розетка с оборванным проводом. Но только здесь, в малогабаритной хрущевке, это выглядело почти естественно.
Комнат было две: маленькая и очень маленькая. В первой на половике сидел народ — все уже готовые. Во второй стояла вполне приличная двуспальная кровать. На ней расположилось человеческое существо и его сломанная нога. В существе с трудом угадывался Жека Промыслов. Проверить особую примету — родинку на бедре — не представлялось возможным: бедро как раз и было сломано. И скрывалось под гипсом. Мочка правого уха порвана.
— Жека! Здравствуй, дорогой!
Денис подергал его за волосы на подбородке, уже не щетину, но еще не бороду. Нечто козлино-неопределенное.
Жека, само собой, не реагировал. Тогда Денис на всякий случай приложил ухо к его груди.
— Дышит. Правда, через раз. Как будем забирать, Александр Борисович, все-таки нога! А давайте вправду на веревке с балкона.
Денис расхохотался. Турецкий не разделял его веселья и сострадания тоже не чувствовал, подумаешь: нога сломана! Но в последнем он сознаваться не хотел.
— Сгони этих любовников на кухне со стула и давай его сюда.
Вдвоем они аккуратно сняли Жеку с кровати, посадили на стул, подхватили с двух сторон и понесли на улицу. Нести пришлось с пятого этажа, с последнего. Лифта, конечно, нет.
— Экономика должна быть экономной, — зло пробурчал Турецкий. — Хотя нет, это уже при Брежневе придумали.
— Он бы все равно в лифт не влез, — возразил Денис, — нога.
— Положили бы на спину, костылем вверх.
Жеку привезли к Турецкому домой.
Разбудить его так и не удалось. Денис отважно вызвался его побрить и умыть. Турецкий не возражал. Он уже смаковал свои дальнейшие действия. Особенно не спеша он позвонил Промыслову-старшему, но тот, как назло, был на заседании правительства.
Тем временем выбритый Жека стал выглядеть чуть-чуть лучше и вроде даже более похожим на себя.
— Постричь — совсем человеком станет, — высказал смелое предположение Турецкий.
Поскольку делать все равно было нечего, а папа Промыслов мог заседать неопределенно долго, Денис взялся и за стрижку. Турецкий позвонил Божене Долговой, чтобы она заехала опознать Промыслова-младшего, но и здесь его постигла неудача: Божены не было ни на работе, ни дома. Тогда он набрал оба номера еще несколько раз — безрезультатно, плюнул и вернулся в столовую, посмотрел, что Денис сделал с Жекой. И чуть не грохнулся со смеху.
— Сходи лучше кофе свари, цирюльник.