А почему нет?
— Да ну тебя с твоими шуточками! Коллектив — прежде всего. Но еще прежде — следует выпить. За удачу, за грядущий успех нашего безнадежного предприятия, за нашу дружбу, в конце концов. Или это у нас любовь?
А была ли любовь в жизни Изабеллы Вовк? Она, если даже вспоминать начнет, припомнит вряд ли. Быть может, лишь тогда, в шестом классе, когда отец еще капитаном служил на Дальнем Востоке. В школе небольшого военного городка, где всего-то по пять-шесть учеников в классах было, влюбилась она до беспамятства в одного парня из девятого. Вот по кому сохла юная Изабелла, умереть была готова. А он относился к ней, как к сестренке младшей. Кстати, это он первый начал называть ее Белкой. С тех пор так ее везде и всюду все друзья зовут. Надеялась она очень, что подрастет, похорошеет, и он увидит тогда…
Но отца перевели в Москву — преподавать в академии, — и связь после нескольких наивных писем с Максимом прервалась. Все последующие мальчики, юноши и мужчины никогда такой щемящей грусти в ее сердце не вызывали. Никогда не трепетала ее душа от радостной боли. Были разные у нее кавалеры, кто получше, кто похуже. Кто-то нравился даже, да вот только…
Впрочем, братья вот — ничего так ребята. И в деле, и в постели.
Энергии туйона требовался выход. И собутыльники знали, где этот выход — или вход? — искать. Избавленная от ненужной одежды, Изабелла чувствовала настойчивые мужские руки на теле. Соски напряглись им навстречу. А думала деловая женщина о том, что придется занять принимаемых на работу людей какой-то легальной деятельностью. Пускай они получают зарплату. И хорошую зарплату — тут жадничать не следует. Но зато они не будут совать нос в настоящие большие дела фирмы, о которых ведомо будет только посвященным. И можно ведь развернуться, ох как здорово можно развернуться!..
— Нет, ну, мальчики, так совсем ведь неудобно. Какое уж тут удовольствие? Пошли на кровать, а? Бокалы берите тоже, осторожнее только, хватит нам крови на сегодня. Вот, а ты, Данила, ложись сюда. Хорошо мне с вами, ребята. О-о-о-о, вот так, да. Хорошо… Сейчас, сейчас. И тебе, Валера, сейчас все будет, иди сюда, придвигайся… Вы только самолет завтра не проспите. Не то откроете вы фирму, как же. Так и останемся прозябать. Во сколько у вас вылет?
1
Вылетели в 7.15.
Для этого пришлось очнуться в четыре утра, сунуть буйные головы под кран и включить ледяную воду. Голая Изабелла, с рыжими космами, метнулась на кухню и заварила крепчайший кофе. Братья вызвали такси, подхватили дорожные сумки, поочередно хлопнули подругу по заднице.
— Ну, компаньонка, иди досыпай. Ключи на тумбочке в коридоре. Остальное все знаешь. Жди. Вернемся с деньгами — такое устроим!..
В международном Шереметьеве на подходе к регистрации пассажиров рейса AF2545 встретил сотрудник аэропорта с прибором, напоминающим жезл автоинспектора, и попросил всех проходящих контроль выставить вперед руки. После этого он поочередно коснулся «жезлом» со специальной пластинкой на конце ладони каждого из полутора сотен вылетающих.
— Зачем это? — полюбопытствовал слегка помятый с виду Валерий.
— Проверка на взрывчатку и наркотики, — отсоединяя пластинку и вставляя в портативный газоанализатор, откликнулся «секьюрити».
— Без мазы, — не смог удержаться от скепсиса уже старший Гончар, у которого тоже раскалывалась голова. — Приучите террористов мыть руки перед едой.
— Вы-то мыли? — Сотрудник службы безопасности с подозрением покосился на похмельного Данилу. — Но если дело с взрывчаткой имели или с дурью, лучше бы вам сюда не соваться. Эта штука все учует.
Старший брат бесстрашно протянул вперед руку:
— Мы не боимся новых технологий!..
В салоне французского аэробуса им достались два места от прохода. У иллюминатора расположилась француженка лет семидесяти.
Братьев вид из окна не интересовал. Пристегнув ремни, они устало дремали, пока лайнер разбегался, набирал высоту, искал, брал направление на столицу Франции. Оживились, когда стюардесса разнесла по рядам первые стаканчики с бесплатным вином.
Вино благостью заструилось по пищеводу и легло поверх вчерашнего абсента. Головы болеть перестали, жизнь налаживалась. Мерно гудели турбины. Дремала француженка. Впереди были Париж, Чарли Салтус, Бостон, богатство и счастье…
Года за полтора до этого трансатлантического перелета, в Баварии, братья от нечего делать толклись в небольшом парке, куда забрели совершенно случайно. Возвращаясь к отелю, решили обойти небольшую старинную кирху — взглянуть, что там внутри, если она открыта. Дверь оказалась запертой, зато в глубине парка на открытой сцене под полусферическим навесом вовсю шло приготовление к какому-то действу. Веял теплый ветерок, солнце пекло так, что вполне можно бы и загорать, хотя стояла только середина марта и лыжный сезон был в самом разгаре. Но здесь, в долине, на солнцепеке, снег давно сошел, из аккуратных клумбочек уже торчали острые побеги крокусов, а на просохших скамеечках перед сценой, покачивая коляски, сплетничали юные мамаши. Молодые мужчины — до сих пор еще любопытные, как подростки, — решили задержаться.
Минут через десять парк наполнился праздношатающимся народом, а на сцену с трубами, тромбонами, валторнами и прочими железками стали выходить музыканты в национальных костюмах. Пузатые баварцы были одеты в кожаные шорты на широченных, вышитых ярким орнаментом помочах и в светлые свободные рубахи. На головах у них красовались короткополые шляпы с плюмажами. Девицы с распущенными волосами, в светлых сарафанах, чем-то напоминающих русские наряды, рассаживались с флейтами между трубачами. Выкатили огромный барабан.
Последним на сцене появился настоящий гигант с едва заметной палочкой в руке, поклонился народу, а затем повернулся к нему обширной, затянутой в кожу задницей и взмахнул руками. Оркестр грянул — валькирии полетели.
— Слушай, им же холодно, наверное, в шортах, — вполголоса заметил младший из братьев.
— Посмотри, какие ноги жирные, — отозвался старший. — Да и вообще, я на их месте перед таким подвигом коньяку, а лучше шнапсу бы засосал. Вряд ли они нас с тобой дурнее…
Стоявший неподалеку дорого, но нарочито небрежно и пестро одетый мужчина, заслышав иностранную речь, покосился на туристов, а через две минуты подошел, улыбнулся и что-то произнес по-немецки.
— Простите, но мы не понимаем, — ответил по-английски Данила Гончар, старший из сыновей известного российского ученого.
— О! — обрадовался собеседник и тут же перешел на английский язык. — Вы, судя по говору, из Лондона. Я — Чарли Салтус из Бостона. Предприниматель. Один из совладельцев корпорации «Бостон-Мультимедиа». Занимаюсь продажей программных продуктов для сложных систем, использующих цифровой звук и цифровое изображение.
Старший из братьев уже открыл было рот, чтобы порадовать собеседника: коллеги, мол. Но, опережая события, американец сообщил: