* * *
По графику работы с практикантами я должен был с утра со Светланой Беловой ехать в микрорайон Матвеевское и проникнуть в прорабское помещение. Сам прораб уже сидел в тюрьме, и мне надлежало пригласить понятых и произвести изъятие документов по всем правилам уголовного процесса. Для следствия это было не так уж важно (копии документов уже были в распоряжении бухгалтера-эксперта), но Пархоменко настаивал на демонстрации практикантке рутинной работы следователя, в данном случае — так называемой «выемки».
На работу я опоздал на час. Мне надо было найти Лану, но я просто-напросто боялся открывать двери кабинетов, боялся встречи с Ким… Я направился прямо в кабинет к Пархоменко.
— Леонид Васильевич, извините за опоздание…
— Ах, о чем вы говорите, Александр Борисович! Вы столько перерабатываете…
Ослиное лицо зампрокурора города приобрело выражение некоторой приятности. Но что это он такой любезный сегодня? И тут же я понял причину столь неожиданной перемены: в полуоткрытую дверь в «комнате отдыха» я увидел Лану. Она сидела за маленьким столиком, заваленным папками, и что-то писала. Пархоменко перехватил мой взгляд:
— Чтобы не терять времени даром, я поручил Светлане Николаевне составить статистическую справку прекращенных дел…
Старый бабник, со злостью подумал я (хотя Пархоменко было всего тридцать девять лет), пристроил себе девочку под боком, да еще разыгрывает передо мной спектакль. Не хватало еще в соперники заместителя прокурора Москвы… Значит, наша поездка откладывается на неопределенное время — составление этой дурацкой справки займет не меньше двух дней.
— Тогда я займусь своими делами, Леонид Васильевич.
— Да-да, товарищ Турецкий, займитесь. Ответственность на нас сейчас лежит очень большая…
Его понесло… Лана подняла зеленые глаза от бумаг — в них плясали насмешливые чертики.
— …Центральный комитет возложил на прокуратуру задачу — быть координатором всей правовой системы в стране! — не унимался Пархоменко. — Наша задача — выявлять любое преступление, злоупотребление, даже проступок. Поэтому главное сейчас… поэтому наш коллектив…
Пархоменко запнулся, подыскивая слова, и я не преминул воспользоваться передышкой.
— Я пошел работать, Леонид Васильевич! — сказал я с энтузиазмом и выкатился из его кабинета.
Одному ехать на стройку не было никакого смысла. И вообще работать не было никакою смысла: больше всего на свете мне хотелось спать. И я пошел к Меркулову.
— Константин Дмитриевич, я сейчас еду в район проспекта Вернадского (это я придумал только сейчас, стоя перед Меркуловым), давайте вашу квитанцию, я зайду в химчистку насчет вашей дубленки.
— Что-нибудь случилось, Саша? Я вздрогнул:
— Где?
— Я не знаю — где.
— С кем?
— С тобой…
— А что?
— Ты выглядишь, как будто вышел из тюрьмы… Он долго рылся в карманах, нашел розовый листочек, протянул его мне…
— Поезжай, проветрись. И выпей таблетку седальгина: помогает… И еще у меня будет к тебе большая просьба: когда не хочешь отвечать на вопросы, — а это иногда с нормальными людьми встречается, — так мне и скажи: «Сегодня на вопросы не отвечаю». И тогда я не буду их задавать…
Ну зачем я наврал насчет проспекта Вернадского. Гораздо проще было сказать, что не могу работать, голова разламывается с перепоя. Это Пархоменко можно вешать лапшу на уши, и даже нужно. Для того не существуют понятия: восприятие, интуиция, сомнение. Документ, подпись, звонок из ЦК — это для него факты.
— Седальгин — то у тебя есть?
— Нет…
Он опять порылся в карманах и вытащил начатый блок таблеток.
— На, выпей сразу две…
— Спасибо большое… Костя, ты меня прости, я сегодня не в своей тарелке…
— И выпей двойной кофе, только не сразу, через час…
Через два часа я вернулся и победно выложил перед Меркуловым оформленные по всем правилам документы на получение из приходной кассы 373 рублей.
— Они что, с ума сошли?
— Мало, конечно…
— Да я же купил ее уже подержанную у соседа по дому за три сотни!
— Ты за них не переживай, они твое дубло кому-нибудь за шесть сотен перевалили.
— Но ведь это же из государственного кармана…
— Константин Дмитриевич, если государство не может обеспечить сохранность личной собственности…
— Хорошо, хорошо. Не дури… Спасибо тебе… Да, Саша, только что ко мне приезжал полковник Балакирев из комитета. Его отделение занимается взрывом в метро по их линии, и они оперативным путем вышли на этого «Фауста». В Ереване действует подпольная организация НОПА — национально-освободительная партия Армении. Ее возглавляет Фауст Акопович Геворкян. Кажется, он артист цирка.
— Ну, вот и славно. Раскрыли так раскрыли. Мне то что? Фауст. Армяне любят своих детей называть именами из литературной классики: Гамлет, Изольда…
А куда девался «террорист» Святов, у него что — имя не подходящее для гебистов? Интересно узнать, что это за «оперативный путь», которым они вышли на эту… как ты сказал — КНОПА?
— Не фиглярничай, Саша. Судя по сводкам МВД, это та самая группа, которая устраивала беспорядки во время ноябрьских демонстраций в Ереване.
— Ну да. Знаю. Поджигали мусорные урны. И их привлекли за хулиганство.
— Я вижу, тебе не нравится эта версия.
— Да нет, почему не нравится? Гладкая версия.
Я старался убедить Меркулова, а точнее — самого себя, что это дело меня не касается. Но перед глазами стояла страшная картина. Десятки обугленных тел… С госбезопасностью не поспоришь. Они из чего хочешь дело состряпают.
— Ну что ты там бормочешь? Тебя все еще снедают профессиональные амбиции? Саша, если объективность такова…
— Как не можем чего-то, так говорим «объективность»! Прости, Костя, что перебил.
— Да нет, ничего… — Меркулов задумался. Потом хлопнул себя ладонью по лбу: — Ой, слушай, совсем забыл — тебя там в твоем кабинете ждет высокая такая… Белова.
Я с напускной медлительностью вышел из меркуловского кабинета. Закинув ногу за ногу, Лана читала «Соцзаконность».
— У меня к вам просьба, Александр. Вы можете проверить эту справку, прежде чем я покажу ее начальнику? Может быть, что-нибудь не так…
Я сразу увидел, что все сделано правильно. Только не понимал, как она успела так быстро.
— Вы неважно себя чувствуете? — спросила она.
— Да нет, ничего… — не совсем уверенно ответил я и непроизвольно глянул на свое отражение в стенке шкафа.
— Пойдемте обедать, — неожиданно для себя самого предложил я, — потом поедем в Матвеевское… если для вас не будет поздно.