Нет, ну вы поглядите. Никак расслабиться не удается. Даже сейчас все мысли о службе. Опять в трудоголика превратился, прямо как в молодые годы. Эх, вспомню себя лейтенантом! Во взводе днюешь и ночуешь, основной вид сексуальной жизни — е… то работа на технике, танки, то к стрельбам готовишь, то к полевому выходу, наряды, потом «ответственным» сходишь. Благо в первое время бойцы еще и русские были. А вот когда большой процент среднеазиатов пошел… это вообще нечто невообразимое. Точно как в анекдоте про то, что вышел он из аула за солью, тут его поймали — и в армию. Вроде читаешь — и школу закончил, и отметки у него неплохие, а по-русски ни фига не понимает и от техники как черт от ладана шарахается. Вот тогда и стали у меня мысли появляться, что «неладно что-то в датском королевстве».
Да, надо обязательно выжить и предотвратить «катастройку» девяностых. Вот только как этого добиться? Это в книге неуязвимый, всезнающий, с непрерывно отрастающими зубами и другими частями тела спецназовец-торговец за раз рецепты выдает. Сказал, что надо крестьянам индивидуальное хозяйство разрешить, раз — и продуктов море стало, сказал, что патентами торговать надо, — кучу денег заработали. Ага, ждите. Парижский договор, так он вроде называется, по патентам — это та еще ловушка. Специально придумано, как мне один специалист по патентному праву рассказывал, чтобы всякие «вкусняшки» самым сильным доставались, а всех неугодных в любой момент «загнобить» можно было. Да и с сельским хозяйством все не так просто. Сколько в моем времени и у нас, и в России над фермерами бились. Специально, бл… разводили. А в результате? Нет, прав в чем-то этот, как его, Прашев или Паршев, что не все так просто. Ну другой у нас климат, другой. И ничего с этим не сделаешь. Не зря у нас община так долго держалась. Не выживет у нас единоличник. В принципе и на Западе фермер не один, если подумать. А кто его продукцию берет, технику ремонтирует и обслуживает? Вот, вот. Натуральная МТС и потребкооперация в СССР. А если вспомнить, что и деньгами его государство поддерживает, и в США даже диктуют, чего и сколько сеять, то…
Блин, так и свихнуться недолго. Тут, понимаешь, «танцуют пары, пары, пары, мотив знакомый, даже старый», такие женщины сидят, а я опять в философию ударился. Нет, надо еще выпить, благо патефон пока замолчал и все к столу потянулись, и за докторшей поухаживать. Тем более что она, кажется, не против. Ну, вот опять эта песня. О, белый танец. Интересно…
— Мне немного взгрустнулось —
Без тоски, без печали
В этот час прозвучали
Слова твои:
«Расстаемся, я не стану злиться,
Виноваты в этом ты и я».
Не ожидал, что Мария меня сама пригласит, не ожидал. Нет, приятно конечно, но… А впрочем, какая разница. Танцую я не очень, но партнерша вроде бы не обижается. Кто она? Доктор-хирург Мария Андреевна Михайлова. Разведена, муж бывший военный, «незаконно репрессирован» в тридцать седьмом — за пьянку уволен из армии и исключен из партии. Детей нет. Это я из личного дела узнал. Подсмотрел, да. Любопытство не порок, а большое свинство. Интересно, догадывается ли она, что я ее личное дело у кадровика брал?
Надо же, очень веселая женщина, как оказалось. Пара анекдотов, и она задорно смеется. А какая у нее фигура. Обалдеть. Грудь такая, что Памеле Андерсон с ее силиконовыми мешками только утопиться в сортире. Благо в воде силикон утонуть не даст. Откуда знаю, какая у нее грудь, хотя и не видел? Секрет. Проживете с мое, тоже знать будете.
Нет, все же самые красивые женщины в мире — у нас. Встречаются, конечно, и в других странах красавицы, но в таких количествах, как у нас, нигде нет. Разве что в Израиле, говорят. Но там я не был, да и вообще, как там поется: «А там на четверть бывший наш народ».
Вот и очередной раз пластинка закончилась:
— Мария, как вы, выпьете?
— А давайте, товарищ полковник, на брудершафт?
Не, на «слабо», конечно, дураков ловят, но устоять перед такой женщиной я не могу. Выпиваем стопку, целуемся. Ее губы на вкус отдают водкой и почему-то какой-то травяной настойкой. Н-да, если бы не народ вокруг… Ну и что все улыбаются? Делаю «злое выражение морды», как говорил капитан Копылов. Реакция? Правильно, лучше закусывайте, и никаких проблем.
— А поете вы… ты все-таки лучше, чем танцуешь, — с намеком говорит Мариша. И кто-то уже гитару поднес. Эх, где мои семнадцать лет…
С берез неслышен, невесом
Слетает желтый лист,
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
И словно в забытьи,
Стоят и слушают бойцы,
Товарищи мои…
Смотри-ка, и танцевать ухитрились под мои переборы. Что бы еще такое спеть? А, пою все подряд, и «Землянку» и «Песню танкистов» про танковый ударный батальон, и под конец «Вальс-бостон» Розенбаума. Под него и пьем стремянную и расходимся по квартирам. Я иду провожать докторшу, тем более что она не возражает. Провожаю…
Утром, проснувшись с первым лучом солнца, долго смотрю на еще не проснувшуюся Марию. Смотрю и понимаю, что все закончено. Если у нас и будет что-нибудь дальше, то только то, чего в СССР, как сказали однажды в нашей реальности, не было. Слишком мы разные люди, увы…
Все, отдых окончен. Пора на службу.
— Утомленное солнце
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась,
Что нет любви.
10 августа 1942 г. Район неподалеку от г. Рославля
— Вот, — проводник, однорукий ветеран лет двадцати пяти, отер левой рукой испарину со лба. Солнце палило немилосердно, а группа чекистов явно торопилась и двигалась к месту боев сорок первого года без передышки.
— Устали, товарищ Соколов? Ничего, теперь можете и отдохнуть. Только покажите примерно, где захоронения произведены, — сочувственно произнес старший со знаками различия старшего сержанта ГБ. Впрочем, Виктор Соколов, комиссованный по ранению радист штаба Первой тяжелой танковой бригады, а ныне комиссованный по ранению председатель колхоза, подозревал, что звание у него могло быть и выше, слишком уж независимо и уверенно чекист держался.
— А чего показывать? Вон там даже звезда на дереве сохранилась. Там и похоронили всех.
— Ясно. Спасибо вам, Виктор Михайлович. Пока присядьте, отдохните. Мы сейчас автожир вызовем, вас назад быстро доставят. Васильев, заводи свою шарманку!
Радист, расположившийся у ближайшего дерева с развесистыми, невысоко расположенными ветвями, встал и начал несуетливо, но быстро разворачивать свое хозяйство. Забросив на ближайшую ветвь проволочную антенну, он подсоединил аккумулятор и включил передатчик. Еще через несколько минут он уже с привычной быстротой отстукивал послание на ключе. Посмотрев с профессиональным интересом на его работу, Виктор, сидя на принесенном ему удобном чурбачке, закурил. Вокруг кипела работа, чекисты, молодые крепкие ребята, сноровисто оборудовали лагерь.