— Не могла бы ты приютить одну женщину с мальчиком, недели на две?
— Отчего нет? Я надеюсь, мальчику-то не тридцать лет.
— Да нет, что ты! Года четыре.
— Вот и хорошо! Я ему за две недели костюмчик свяжу. Я раньше только шапочки могла, а теперь вот все научилась. Времени у меня полно, три раза в неделю тренирую по утрам, и все. Он как, темненький или светленький?
— Скорее светленький...— неуверенно ответил Турецкий и подумал, какая же она смешная и добрая баба.
— Хорошенький наверно мальчишечка. А мамулька его от хазбанда своего удрать хочет? Ну, да это неважно. Пусть приезжают. Адрес помнишь?
— Видишь ли, этой женщине — ее зовут Вероника, то есть Ника — грозит опасность. Мы должны найти преступников. Это длинная история, она сама тебе расскажет. Я бы не хотел, чтобы они через весь город ехали.
— Так я за ними сейчас на своих «жигулях» сгоняю! Давай адрес...
Уговорить Нику пожить у Анны Чудновой, да так, чтобы не перепугать ее окончательно, оказалось нелегким делом. Когда длительные переговоры наконец увенчались успехом, сквозь телефонный кордон прорвался Грязное.
— Ты что, Сашок, офигел? Три часа звоню — занято! Даешь задания, а сам на телефоне висишь! — Голос Грязнова то исчезал в галактике, то появлялся снова.
— Откуда ты звонишь? Я тебя совсем не слышу!
— Из автомата! Подожди, перезвоню... Сейчас лучше? Так вот, докладываю. Промяли с ребятами Матвеевку, сведений об убийстве пока не поступало...
В трубке теперь что-то скрежетало и звенело, словно Грязнов вел репортаж из литейного цеха.
— ...Но хатка под квартирой Славиных не проста, для проверки требуется время. Я кое с кем успел перекинуться парой слов. Там бывают подозрительные людишки, скорее всего торгаши, уж очень клево одетые. В квартиру проникнуть не удалось, там засовы — без шухера не откроешь. Между прочим, хозяин ее, Капитонов, знаешь, спортивная знаменитость, сейчас отсутствует, тренирует хоккейную команду, кажется, в Вене. Я к Веронике Славиной подключил своего знакомого опера из Гагаринского района... Слушай, Сашок, я еам себя не слышу, кто-то в трубке кует железо, едри его в катушку!
— Пусть кует, продолжай, Слава!
— Так вот, своего опера я, значит, приставил, и вот что мне не понравилось, Сашка, там в Матвеевском один комитетчик хером груши околачивает, Марат Бобовский, я одному своему человеку дал ориентировку — нейтрализовать. Слушай, больше нервы не выдерживают, я тебе через полчаса перезвоню из МУРа.
В трубке кто-то лязгнул железными зубами — отбой. Турецкий хотел было предупредить Нику о грязновском опере, но телефон молчал: Славины, вероятно, были на пути к Анне Чудновой.
Грязнов перезвонил через двадцать минут и-заорал в телефон:
— Ты соображаешь что делаешь?! Нет, скажи, ты соображаешь?! Выводишь объект из-под наблюдения, мне ничего не говоришь.,.
— Слава, ты же трубку повесил, я не успел ничего сказать.
— Да. Повесил... В общем, все кончилось нормально. Мой опер через дверь слышал разговор Ники с тобой по телефону, сообразил, что к чему. На всякий случай проследовал за машиной, на которой она уехала. Куда их повезли?
— К Чудновой. Помнишь, спортсменка такая...
— За кого ты меня держишь? «Помнишь»! Это ты хорошо придумал с Анной, она с такими, как Бобовский, одной левой — и капут.
— Слава, при чем тут этот Бобовский?
— Сейчас уже ни при чем, сейчас ему оказывают хирургическую помощь в ближайшей больнице. После нечаянной встречи с моим человеком.
— Почему такие крайние меры£ Почему ты думаешь, что этот Бобовский имеет отношение к этой истории?
— Интуиция, Сашок, звериная интуиция...
12 августа, понедельник
Утро понедельника началось как положено — его разбудил телефонный звонок. Турецкий не сразу взял трубку, встал с постели, закурил сигарету, посмотрел в окно — сквозь давно не мытые стекла проникал неяркий свет светлого утра. На часах было около семи.
— Как самочувствие, именинник? — сказали на другом конце провода с кавказским акцентом.
— Генка, ты? Куда ты пропал? Слушай, Генка, я тебя вчера целый день ждал, ты же знаешь, нам надо обмозговать это дело с самого начала.
В трубке молчали.
— Бабаянц, это ты?
— Какое дело, дарагой?
— Гена, что с тобой? О котором мы в столовой говорили. Ты сказал — есть информация...
Отбой.
Турецкий разозлился сам на себя: почему он решил, что это Бабаянц? «Генацвале» — грузинское обращение, а Бабаянц — армянин. Глупость какая-то. Он и сам не знал, почему вдруг так встревожился. Может быть, что-нибудь случилось с Никой? Он набрал номер Анны Чудновой и извинился за ранний звонок,,но все было в полном порядке — они уже ели манную кашу с вареньем и собирались идти в кукольный театр на утренний спектакль «Белоснежка и семь гномов», то есть собирались Анна с Кешкой, а Ника должна заканчивать перевод с английского на Аннином компьютере, который она осваивала вчера вечером, и оказалось, что делать переводы на компьютере в три раза быстрее, чем обычным способом, и она, Анна, собирается подарить .этот компьютер Нике, потому что ей, Анне, он совсем не нужен, она его купила у одного дядьки — его надо было выручить, так как у него совсем не было денег, а он получил разрешение на эмиграцию, которого ждал одиннадцать лет.
Его охватила легкая паника: уж чересчур много женщин свалилось на его голову. Надо было срочно с ними разбираться. Сегодня вечером приезжает Ирина, ее надо уберечь... От чего? От кого? От самого себя?
Следующая проблема — мать. Надо будет узнать у Меркулова, что грозит его отчиму. Мать не бросит Сатина в беде, будет ему носить передачи в тюрьму, покупая на свою мизерную пенсию деликатесы в кооперативе, к которым тот очень здорово привык. Возьмет адвоката из «золотой пятерки» — продаст норковую шубу, если ее не успеют конфисковать. А потом будет ездить к нему в лагерь за тридевять земель. Но самое главное — она ждет от своего сына помощи, надеется, что он поговорит с Меркуловым и Сатина оставят в покое. А он ни о чем таком говорить с Меркуловым не собирается, не может, не хочет. Вчера казалось все просто — «возьму мать к себе». А она совсем не этого от него ждет...
Теперь — Ника, Лешкина бывшая жена. Слава Гряз-нов обещал раскопать со своими ребятами по-тихому это дело. Но не может же она скрываться (от кого?!) вечность, надо самому действовать. Анализ снятых с Никиного комбинезона частиц показал, что это следы крови человека. Надо любым способом проникнуть в квартиру Капитонова. Надо искать действительных убийц, а не бить по черепу какого-то мифического гебешника Бобовского.
Турецкий посмотрел на часы — ровно девять. Можно позвонить Лешке на работу, надо же ему все-таки внушить, что мальчик Бил с проломленной головой — не Никина фантазия. Одно дело пить водку на облысевшей клеенке в Лешкиной кухне и слушать его страдания на пустом месте, другое — профессиональная следственная работа.