«Теремок» был по меньшей мере забавным заведением. Все вроде бы было путем: и хохломские мисочки, и поделки из бересты, даже балалайка висела на стене. На Серафиме был немыслимый кокошник из бисера, за баром стоял усатый мужик в расшитой косоворотке и унылым выражением на разбойничьем лице.
И все-таки в кафе было старомодно-уютно. «Как при нэпе»,— подумал Турецкий. Хотя нэп приказал долго жить задолго до его появления на свет и нэповский антураж был ему знаком только по кинофильмам.
Серафима действительно притащила черного пива и две огромных фарфоровых миски супа из потрохов.
— Сима,— заглянул ей в глаза Меркулов,— а у тебя нет ли... чего... покрепче... Нам немножко, грамм по сто.
— Водочкой-то не торгуем, Константин Дмитрич, лицензию на крепкие напитку хлопочем, да пока не дают, но для вас могу коньячок, я его под кофий замаскерю (она так и сказала — «замаскерю»).
— Да уж сделай милость, замаскируй,— совершенно серьезно попросил Меркулов.
Они выпили коньяк из кофейных чашечек и запили его крепким горьким пивом. Суп из потрохов мог конкурировать с лучшими блюдами валютного «Националя» и значительно превосходил последние по объему и цене.
Мужик за стойкой зорко следил за посетителями и, когда опустели пивные кружки, сделал знак Серафиме.
— Повторить, Константин Дмитрич? — подлетела она к столу.
— Да, Сима, и то и... это.
— Хорошо, Константин Дмитрич, только вот простите, что указание вам даю за недоработку. Вы с товарищем Турецким чашечки-то держите как стопочки, а надо за ручечки, за ручечки, как полагается, когда кофий пьешь.
И тряхнув бисером кокошника, бывшая уборщица упорхнула, оставив своих прежних сослуживцев потешаться над «недоработкой».
Когда с супом из потрохов было покончено, выяснилось, что все умозаключения Турецкого были преждевременными, хотя и представляли значительный интерес с точки зрения логического мышления. Наконец Меркулов произнес сакраментальную фразу:
— А теперь давай предметно думать о будущем.
— Давай,— покорно согласился Турецкий.
— Что ты считаешь своей первой задачей?
— Обезопасить Нику Славину.
— Это цель, Саша. Я спрашиваю о задаче.
— Установить личность Била. Отыскать его. Или то, что от него осталось. Оперативным путем проверить показания Славиной о предполагаемом убийстве. Бросить все силы на розыск преступников. Романова дала Грязнову карт-бланш, дело засекретила.
— Как ты думаешь, сколько времени потребуется на это?
— Не знаю, Костя. Может, два дня, может, год.
— Нельзя же Славину держать под замком год. Чем дольше розыск, тем больше шансов, что преступники ее найдут. Есть, конечно, надежда, что в квартире кроме Била никого не было. Но ни в коем случае нельзя на это рассчитывать. Как только вернется из командировки ее бывший муж, пусть отвезет ее с мальчиком куда-нибудь в деревню на лето. Теперь о деле Бардиной, а вернее, Бардина. Я разделил свое громоздкое мафиозное дело на несколько частей. Первую часть вчера с грехом пополам закончил. Выделил в отдельное производство около сотни эпизодов, в том числе на директора Мосспортторга Сатина. Дело на него я прекратил ввиду недостаточности улик: двое уволенных им и, естественно, рассерженных говорили, что носили ему подарки. Я только вчера сообразил, что директор Мосспортторга Сатин и есть муж твоей матери, и то после намека одного из моих подследственных.
— Намека на что?
— Один фигурант по делу прямо утверждал, что я рублю концы, хочу вывести из дела Сатина, потому что он твой отчим. Грубо намекал, что ты получил взятку по этому делу. Что ты по этому поводу думаешь?
— Я думаю, что мой отчим — кретин. Воровал он знатно, кто в торговле не ворует. Но фигура он незначительная, головка варит плоховато. И было все это в застойные времена. А теперь на арене появились пираты новой формации. Если бы можно было глянуть одним глазком в их счета в немецких или швейцарских банках. Кондрашка хватит. Там миллионы, если не миллиарды в твердой валюте. И хватка у новых уже новая. И покровители выше. И в охране одни мастера спорта. Так что Сатин мой и дружки его к финишу своей жизни добрели, как водовозные клячи. Теперь им цена копейка в базарный день. Он был уверен, что я буду его выручать. Если хочешь знать, он мне даже денег никогда не предлагал. И я не просил у него ни копейки. Ты сам знаешь, как я занимал деньги на машину. Тебе должен до сих пор. Он надеялся по принципу — ну как не порадеть родному человечку. Он наобещал своим подельникам семь верст до небес и теперь дрожит от страха не только перед тюрьмой, но и перед ними.
— Саша, не распаляйся. Вон там иностранцы любопытствуют, думают, что русские сейчас друг другу в глотки вцепятся.
— Нет, я все-таки хочу ответить на не заданные тобой вопросы. У Сатиных не был более года. Мама сама изредка заезжает ко мне. Причина? Давно понял, он в деле. Но ничего конкретного не знаю. Не пытался узнать. Ты вправе спросить: почему не сообщил куда следует? На это отвечу: извини, но я не Павлик Морозов. Знаешь, не нравится мне закладывать. Одно дело вести следствие — это моя работа. Другое — доносить на других. Обещал ли я Сатину содействие? Нет. Оказывал ли ему какие-либо услуги? Нет. Ты прекратил дело — скажу откровенно, я рад за мать. Ты удовлетворен?
— Я, наверно, сам кретин, Саша, если ты меня так понял. Я тебя очень прошу, не ори на меня, лучше дай по морде, потому что я хочу тебе сказать до конца, что мне заявил этот фигурант. Я хочу знать, откуда ветер дует.
— Давай, Костя, валяй.— Турецкий заглянул в чашечку, но там было пусто.
— Да, надо еще попросить.
Но усатый мужик уже нес новую замаскированную порцию коньяка и дымящиеся шашлыки.
— Так что там твой фигурант? Да ты не беспокойся, ты мне аппетит не испортишь!
— Он сказал примерно так: Турецкий ездит на красивой машине и спит с красивой женой своего начальника. Только почему-то всё это было во множественном числе... Ну вот. Теперь у тебя такое лицо, что лучше бы ты на меня орал. Я понимаю это так: «а какое тебе дело до того, с кем я сплю». Так?
— Именно.
— А вот какое. Наш президент вроде любопытной Пандоры — открыл запретный ящичек, а оттуда всякая нечисть поперла. Назвали это гласностью. Теперь всем известно, что бывший генсек был вором, бывший министр внутренних дел расхитителем, а бывший генеральный прокурор — взяточником. А где гарантия, что новые сильные мира сего не воры и не .взяточники? Они ведь на этой же земле родились, в тех же партшколах учились, под началом того же генсека сделали свою карьеру... Что ты на меня так смотришь? Думаешь, выпил я и несу чепуху? Нет, Саша, дело в том, что социализм скомпрометировал себя как система. Систему надо ломать, а нас призывают ее укреплять. Перестройка в рамках социализма! Это же изначально абсурдная посылка!.. По-моему, мне надо выпить крепкого кофе, Саша.