— Скажите, Сергей Борисович, что это у вас за степень насилия?
Он покосился на меня, хмыкнул:
— Это у вас обывательский интерес или профессиональный?
— Обывательский, скажем…
— Тогда отвечу так: помеха на пути «ангела» устраняется им без раздумий о том, окажется воздействие смертельным или нет. Бойцы готовились для выполнения стратегических задач, а в таких случаях счет не идет на отдельную личность. Поэтому, если при ловле этого вашего супершпиона пострадает кто-то посторонний, его страдания и смерть лягут на вашу совесть, Александр Борисович! Удовлетворены ответом?
— Вполне, — буркнул я.
Нашел, гад, куда ударить побольнее. Но он прав, у меня нет основания для претензий и нет права на обиды: у полковника хватило неприятностей из-за меня. К тому же надо быть более покладистым. Спустившись с ним в подземелье, я окажусь в его власти и во власти его бойцов. Кто знает, как они относятся к тому, что я сделал с их боевым товарищем. Справедливость — такая скользкая категория, что ее каждый примеряет на себя, причем вполне аргументированно.
5
В назначенный час мы выехали армейским «уазиком» в пригороды Грозного. Вел машину боец спецподразделения. Кроме него в автомобиле разместились Осинцев, трое «ангелов» и мы с Меркуловым. Перед тем как трогаться, командир всех «ангелов» еще раз предложил Меркулову остаться: мол, не по возрасту ему такие операции. Но Костя настоял-таки на своем. Поэтому при последнем инструктаже, насколько я понял, Осинцев основную задачу по разысканию пропавших бойцов группы Скворцова возложил на Рыжего и его подчиненных. А себя с жертвенностью стремящегося к святости человека решил посвятить нашим прихотям.
Через пост военнослужащих МВД мы въехали в город. Отдав документы, старший лейтенант предупредил:
— Постарайтесь вернуться пораньше. Поговаривают, что со дня на день по выезду из города будут ограничения.
Едем дальше.
Городские улицы практически не освещены, за окнами автомобиля мелькают черные громады домов, редко в каких окнах светятся огни. Это понятно: я успел заметить, что из Грозного уезжают все, кто может. Для кого-то, впрочем, война — благоприятное время для заработков. Особенным спросом пользуются владельцы транспортных средств. Но это днем, когда светло. Сейчас же легальная жизнь в городе замерла. Только боевики мятежного генерала, воры с мародерами да мы шастаем по притихшим улицам…
Останавливаемся. Зачем?
Водитель тормозит, тут же гасит фары. Двое «ангелов» неслышно, как тени, покидают машину и тают в темноте.
— Куда они? — спрашиваю шепотом.
— Проверять колодец.
Через несколько минут один из «ангелов» вернулся, негромко доложил:
— Годится.
— Все выходим! — распорядился Осинцев.
Он был одет и экипирован так же, как его бойцы, даже черная маска на лице, поэтому узнать его можно было только по голосу. И сейчас совсем не походил полковник на того осторожного педанта служаку, которого я пытался «расколоть» в своем кабинете. Форма ли преобразила его, или он всегда оставался спортивно подготовленным человеком, но движениями, сноровкой Сергей Борисович вполне соответствовал теперешнему своему наряду. Скупые, экономные движения, подогнанность снаряжения. Меня, например, беспокоила кислородная маска в чехольчике. Видно, не совсем правильно я ее прицепил, а спросить, как это делается, второй раз постеснялся. Вернее, дурацкая гордость не позволила. Из машины он выскользнул легко и неслышно, как змея, а следователь Турецкий выкарабкивался как из сетей, к вящей своей досаде, чувствуя затылком нетерпеливое дыхание бойца. Если так пойдет и дальше и если мы все отсюда вернемся, полковник Осинцев будет иметь некоторое удовлетворение после всех неприятностей, что я ему доставил, вспоминая о моих подземных кульбитах. Такие мысли, конечно, совершенно лишние перед спуском, я это понимал.
Костя Меркулов, несмотря на то что старше меня, к тому же инфарктник, выбрался из «уазика» вполне благополучно, что только прибавило мне досады.
Но Осинцев не дал разгореться как следует моему чувству самоуничижения.
— Быстро вперед! — скомандовал он. — Пассажиров в середину!
И мы легкой рысью побежали туда, где слабым желтым глазком мигал сигнальный фонарик.
Черной круглой дырой в преисподнюю показался мне уже открытый «ангелами» люк. Сначала в него проворно спустился один боец, имеющий позывной Рембо. За то время, пока мы ехали к месту назначения, я запомнил позывные (мне проще говорить «клички») всех четверых. Следом за Рембо спустился Лихой.
Мы ждали минут пять, потом в наушниках переговорных устройств, встроенных в шлемы, прозвучал тихий, но, мне показалось, зловещий голос Рембо:
— Все чисто, можно заходить.
Пошел Осинцев. После него мы с Костей.
Те, кто уже был внизу, помогали нам побыстрее сориентироваться в подземелье. Один светил фонарем в землю под крутой ржавой лесенкой, по которой мы спускались, Осинцев направил луч своего фонаря на боковую стену, чтобы не ослепить нас и хотя бы слегка осветить участок тоннеля, с которого начнется наше путешествие. Рембо высматривал возможную опасность в том проеме, куда нам скорее всего предстоит отправиться.
Вслед за нами спустились Босс и Брюс, поставили на место крышку люка, и я начал немного понимать людей, страдающих клаустрофобией, то есть боязнью замкнутого пространства. Впечатление было такое, будто меня замуровали рядом с очистными сооружениями. Где-то приглушенно разбивались о влажный и грязный пол подвала падающие сверху капли воды, пахло теплыми помоями и гнилью.
— Пошли, — сказал Осинцев.
Выстроившись гуськом в той же последовательности, как залезали в тоннель, мы двинулись вперед. Вскоре из глубин городского подземелья в лицо ударил затхлый, но прохладный сквозняк. Однако дорогу нам преградила дверь-решетка, сваренная из прутьев арматуры сечением не толще сантиметра.
Осинцев приказал отступить на почтительное расстояние, дал знак Рембо. Тот нашарил под ногами нечто продолговатое — длинный болт, кусок дерева или кость — и бросил в дверь. Железо отреагировало на удар глухим звяканьем. А я запоздало догадался, что Рембо проверял, не поставлена ли дверь на сигнализацию. Затем он потрогал ржавые прутья лезвиями странных, судя по всему мощных, кусачек. Нет, дверь не под напряжением. После этого Рембо проворно, всего за несколько секунд, перекусил своим необычным инструментом дужку висячего замка, запиравшего дверь, и мы, чавкая армейскими ботинками по скользкой грязи, вошли в длинный тоннель, такой длинный, что луч фонаря на шлеме Рембо нащупывал в десятке метров впереди себя не стену или очередную дверь, а вязкую и пугающую тьму…
1
Слава Грязнов, Олег Величко и Дина Ткачева довольно благополучно добрались до Грозного, хмуро притаившегося в ожидании войны.