Скворцова помолчала с минуту, затем осторожно спросила:
— Вам просто кажется, следователь Величко, или у вас есть, что сказать?
Прижмет, спрошу про факс, решил Олег и твердо сказал:
— У меня есть что сказать.
— Тогда приезжайте, — позволила Скворцова и сказала адрес, который Олегу был уже известен.
Насвистывая, Олег вышел из здания прокуратуры, прихватил с собой достаточно модный портфель искусственной кожи, в котором среди прочих не очень важных бумаг лежали бланки для протоколов. Просто так, на всякий случай.
Он носил шапку из собаки и куртку «аляска» поколения середины восьмидесятых годов, которая на сгибах отражала свет любого источника, будь то бледно-голубое сияние уличного фонаря, радужный блик витрины или желтые глаза автомобильных фар. Рослый и блестящий, он был виден издалека в пасмурные сумерки.
Это очень обрадовало двоих мужчин, которые по очереди следили за ним от дверей прокуратуры. Впрочем, как оказалось, объект слежки был настолько беспечен, что один из следивших в спину подталкивал его в переполненный автобус. Делал он это, конечно, не из озорства, только окончательно убедившись, что следователь — полный лопух.
Олег шестым чувством испытывал некий доселе неведомый дискомфорт — даже в толчее и тесноте салона дребезжащего автобуса он ощущал, будто кто-то уже давно, хоть и с небольшими интервалами, сверлит ему спину недобрым взглядом. Но слишком занят он был мыслями о предстоящем разговоре, чтоб обращать внимание на трудно объяснимый дискомфорт, который к тому же можно было объяснить как перепады настроения.
Искомый дом, белая кирпичная двенадцатиэтажка, прятался в глубине двора, окруженный, словно барин челядью, серыми панельными пятиэтажными зданиями.
Олег отыскал нужный подъезд, зашел в исписанную металлистами и им сочувствующими кабину лифта, поднялся на нужный этаж…
Возле дверей в квартиру Скворцовых стояли двое — высокие крепкие, уверенные в себе. В хороших импортных длинных пальто. Не в таких, правда, в которых разгуливает рэкетирская элита и молодые миллионеры. Подпоясанные пальто.
Олег догадался, откуда мужички, но виду не подал, пошел как ни в чем не бывало к дверям.
— Постой-ка, гражданин, — сказал один из них, загораживая дорогу.
Олег мельком отметил, что мужчина очень крепкий, лицо как из гранита высечено, о подбородок и боксер первогодок может пальцы выбить, если рискнет ударить.
— В чем дело?
— Кто такой будете и зачем в эту квартиру направляетесь?
— У меня договоренность о встрече, — терпеливо начал объяснять Величко. — Я следователь.
Он уже начал подозревать, что к Скворцовой его не пустят, будь он хоть сам прокурор города.
— Документы, пожалуйста, предъявите!
— А вы кто будете? — поинтересовался Олег.
— Не бродяги, разве не видно? Работники компетентных органов, понятно?
— Так ведь сейчас почти все хорошо одеваются, особенно бандиты, — пожал плечами Олег. — Давайте сначала вы свои ксивы покажете, а?
Коллеги Скворцова, а это, очевидно, были они, рассмеялись, потом тот, что перекрыл Олегу дорогу, сказал:
— Ишь, наблатыкался у себя в Бутырках, комсомолец! На смотри!..
Он достал из кармана удостоверение, раскрыл на той странице, где фотокарточка приклеена, махнул небрежно перед носом у Олега и спрятал обратно.
— Теперь твоя очередь.
Олег показал свои документы.
После этого представители военной разведки посерьезнели и сказали:
— Извини, друг, и рады бы, но пропустить не можем.
— Почему?
— Потому что это наш работник был, а значит, все следственные действия желательно производить при участии работника ГРУ.
— Так пойдемте, и поучаствуете, — предложил Олег.
Оба хмыкнули сочувственно, словно Величко сморозил несусветную глупость.
— Мы, друг, не уполномочены. Мы дежурим, чтоб никто до особого распоряжения вдову не беспокоил.
— Так она меня ждет! Мы договорились, — пытался убедить их Олег.
Но те оставались непреклонными.
— Нет разрешения, пойми! — доказывал ему разговорчивый. — И жена его не имеет права никому ничего говорить, пока наши структуры не разберутся окончательно и не дадут заключение по поводу кончины…
Олег понял — не пустят, и точка.
— Ладно! — сказал он. — Тогда я с санкцией приду из Прокуратуры России!
— Приходи, приходи, нам-то что. Только с нашим руководством все равно придется согласовывать…
2
Раздосадованный, Олег вышел во двор.
С максимализмом, свойственным молодости, он обвинял во всем самого себя. Считал, что Турецкий или Меркулов, живая, слава Богу, легенда прокуратуры, нашли бы выход и не из такой ситуации. А он, Величко, еще щенок, и этим все сказано.
Погруженный в свои мысли, он не заметил, что за ним идут трое подвыпивших мужиков, идут весело-агрессивные, жаждущие не очень опасного для них приключения. Таким развлечением вполне может оказаться какой-нибудь одинокий интеллигент. Да и место позволяет. С одной стороны пешеходной тропинки сплошная задняя стена частных гаражей, с другой — руины отслужившей свое котельной.
Нельзя сказать, что Олег совсем ничего и никого не замечал, как поэт в приступе вдохновения. Он слышал сзади шаги, шутливую перебранку, но боксерское прошлое придавало ему уверенности в себе. Вот только уверенность эта под воздействием его размышлений превратилась в самоуверенность. А из-за этого притупилась бдительность.
Он по-прежнему терзал себя немыми укорами, когда троица пошла на обгон. Олег машинально посторонился, давая им дорогу. В этот момент один из компании резким и точным движением сорвал с головы Олега шапку и не очень быстро побежал вперед.
Очнувшись от задумчивости, Олег растерянно оглянулся и погнался за воришкой.
— Эй ты, ну-ка стой! — крикнул Олег.
Дружки похитителя старались бежать рядом с Олегом и на бегу, прерывисто дыша отвратительным перегаром дешевых чернил вперемешку с одеколоном, уговаривали:
— Мужик… ты не обижайся… ну?! Щас вернем пыжика… щас! Сами ему вломим…
Олег легко догнал парня с шапкой, схватил за плечо.
— Стой, говорю!
Парень резко нагнулся, будто испугался, но при этом руку, в которой не было шапки, резко выбросил к лицу Олега. За долю секунды он успел заметить, что в пальцах у парня зажат круглый цилиндрик. Подумал: газовый баллончик…
В это время прямо в лицо Олегу ударила удушливой волной струя газа. Перехватило дыхание, начали обильно слезиться глаза и захлюпало в носу. Сильная резь ощущалась и под закрытыми веками.