— Почему сразу так пессимистично? Возможно, Василий Дмитриевич вел сложную игру не на предательство, а, наоборот, на обезвреживание врагов.
— Тогда бы он, я думаю, поставил в известность руководство — и началась бы игра по всем правилам.
— Возможно. Но мы отвлеклись, Сергей Борисович.
— Да? Ничего, нить разговора я не потерял. Подразделение было создано к середине девяносто третьего года. Проходило обкатку, да, собственно, и до сих пор проходит. А первое боевое крещение было знаете когда?
— Когда?
— В октябре девяносто третьего.
— Когда парламент с Президентом воевал?
— Вот-вот!
— Понятно. А для чего же нужно такое подразделение? У нас вроде диверсии не в ходу.
— Во всей своей красе этот отряд может развернуться в случае начала военных действий.
— Это что-то вроде команды «Альфа», которая была когда-то у КГБ?
— В общем, да, только будет, пожалуй, покруче «Альфы».
— Вот даже как! Выходит, полковник Скворцов серьезный был мужик?
— Совершенно верно.
— Он, наверное, и командовал этим… отрядом?
— Да, на первых порах. Потом стал заместителем.
— Допустил просчеты?
Осинцев быстро взглянул на меня:
— Нет, почему? По возрасту был староват для такой работы. Вы не представляете себе, Александр Борисович, какие у них были перегрузки!
— Почему же, представить-то, наверное, могу, вот перенести их — это вряд ли! Скажите, у Скворцова бывали командировки?
— За границу?
— Любые.
— За границу не было — другой профиль. А по стране, конечно, ездил.
— Можете сказать, когда и куда он ездил последний раз?
Осинцев наморщил лоб, напрягая память или делая вид, что напрягает:
— Да. Совсем недавно, в первой половине ноября выезжал…
Он сделал паузу, и я поспешил напомнить Сергею Борисовичу вторую часть вопроса:
— Куда же?..
— Куда-то на Кавказ…
Та-ак, все чего-то едут нынче в горы, кого ни возьми. Этак начнешь подозревать, что и самого скоро пошлют.
— В какую-нибудь горячую точку? — как бы между прочим спросил я.
— Весь Кавказ, считайте, сплошная горячая точка, я сказал бы: горячее пятно! Вот сейчас в Чечне начинается, хлебнем еще. Мы предлагали вариант быстрого и безболезненного решения этой проблемы, к нам не прислушались. А сейчас портачи из контрразведки затеяли там свои операции, да что-то нет большого толку!..
— А какой у вас был вариант, если не секрет?
Он улыбнулся:
— Секрет. Операция хорошо разработана, нам просто не дали ее провести. Как метод, пригодится еще!..
— Вы не очень жалуете службу контрразведки. Это у вас традиционная неприязнь?
— Вопрос не по теме, Александр Борисович, но я отвечу, если хотите. Как перестали они делом заниматься после августа девяносто первого, так до сих пор толку нет. Тогда хоть инакомыслящих выщелкивали, так и агентов тоже не забывали из разных там разведок. А сейчас что? Когда занавес железный Горбачев убрал, знаете, сколько их сюда хлынуло, спрятанных под легальными крышами?! А ФСК Дудаева свергает! Больше делать нечего!
7
Я вдруг вспомнил, что в то же время, когда поехал на Кавказ Скворцов, там были и Андриевский с Кервудом, который, как оказалось, совсем не Кервуд, а неизвестно кто. Может, и не американец вовсе? Впрочем, к великому счастью, выяснять это не наша задача, а того самого ведомства, где служит мой новый товарищ Юра Макаревич.
— Сергей Борисович, а внешняя разведка никак на Чечню не задействована?
Тот удивленно посмотрел. Чувствую, не все мои вопросы ему нравятся. Так ведь квиты — далеко не все его ответы меня устраивают. Я помню, что раньше военная разведка и Первое Главное управление КГБ, занимавшееся внешней разведкой, не очень ладили между собой, и конкуренция была у них не очень здоровая. А все потому, что ПГУ было ведомством более привилегированным и обеспеченным, чем ГРУ, которое кормилось с доли выделенного на оборону бюджета.
— Внешняя разведка разваливается, как и ФСК! — презрительно роняет Осинцев. — У них провал за провалом и измен хватает. Это, впрочем, к делу не относится…
— Можно ли узнать, а что было в портфеле полковника Скворцова?
Я смотрю на Осинцева по возможности невинно — не знает, мол, человек, что бы спросить еще, а расстаться стесняется.
— Александр Борисович, — терпеливо втолковывает мне разведчик, — я и в первый раз вам говорил, что ничего, никаких служебных документов в портфелях и кейсах сотрудников, покинувших учреждение, быть не должно. Василий Дмитриевич был одним из самых дисциплинированных и квалифицированных офицеров разведки! Если вас очень интересует, скажу — в портфеле были две газеты и бутылка вина.
— Спасибо. А как называется отряд, который сотворил Скворцов?
Осинцев качает головой:
— Нет, эту информацию я не уполномочен разглашать. Уж не обессудьте.
— Да ладно, не суть важно!
— Вот и хорошо, Александр Борисович, вы свое любопытство удовлетворили?
— Да, пожалуй…
— В таком случае нельзя ли мне удовлетворить свое?
— Это вы о чем?
Осинцев улыбается мне с ласковым укором, как мальчишке-шалуну:
— Обоснуйте свой интерес к нашему работнику.
— А-а!.. Да-да, конечно! Один наш юный, но перспективный следователь при осмотре обнаруженного во дворе тела полковника Скворцова нашел у него в кармане ровно оторванный кусок термобумаги, который прошел через факс и был испещрен какими-то непонятными значками, то есть шифром…
Смотрю на него, вглядываясь в каждую мышцу, каждую морщинку на лице, не упускаю из внимания ресниц и зрачков: знает или не знает?
Он ерзает на стуле, делает очень серьезное лицо и говорит:
— Не кажется ли вам, Александр Борисович, что ваш молодой талант должен передать нам этот документ с подробным рапортом о времени и месте находки?
— Не просто кажется, коллега, так и должно было быть, — развожу я руками. — Но у молодости есть один недостаток…
— Только один?
— Из тех, которые мешают в нашей работе, да. Это тщеславие, не подкрепленное опытом. Наш Величко решил почему-то, что полковник Скворцов был связан с мафией…
— Чушь!
— Согласен. Но он в свободное от основной работы время решил навестить жену Скворцова, но ваши сотрудники его не пустили.
— И правильно сделали!