— Модель, конечно, красивая, но не то.
— Почему?
— Потому что хронология такова: сначала нашли Мещерякову, потом определили ее место работы, пришли на работу, а это оказался крутой бордель с элементами педофилии.
— А может, ревность? — не унималась Ткачева.
— Вы нам не помогайте, Дина Викторовна, версии искать, — сказал я ей, улыбаясь. — Все эти варианты мы уже перебрали. Остался один, который мы хотим вместе с вами проверить. Как нам известно, Мещерякова брала отгул на десять дней, причем это была не ее собственная прихоть, а ваше ходатайство. Так во всяком случае поведал нам господин Петрушин. И добавил, что вам, как товарищу проверенному, отказать он не смог. В те же самые дни, когда отгуливалась Мещерякова, не было в Москве и вас, Дина Викторовна. Вы были вместе?
— В каком смысле? — нахмурила свои чудные бровки Дина.
— Меня пока интересует не род ваших совместных занятий, а то, были вы в эти дни вместе или это совпадение.
Ткачева задумалась. Теперь ей очень хотелось знать, какими сведениями мы располагаем, кто мы такие вообще, а еще она очень хотела, отвечая на мой вопрос, угадать так, чтобы не было потом мучительно больно. Так как пауза затягивалась, Дина решила потянуть резину.
— Вы, значит, не мне помочь пришли, — медленно и печально протянула она. — Вы по своим шкурным делам решили меня потерзать. Может, Катьку хотите на меня повесить? Так нам с ней делить нечего было. А если кому кого и мочить, так это ей меня, а потом за небольшую взяточку и купчую на себя переписать. У нее же идефикс была — хату в Москве купить и самой на себя работать, без посредников!
— Не суетись под клиентом, милая! — довольно грубо оборвал ее Слава. — У тебя же, дурочка, алиби все шелками вышито, если подтвердится, что в день убийства тебя в Москве не было!
— А когда все случилось-то? — искренне и даже как-то жалобно спросила Дина.
— Когда ты была в командировке! — отрезал Слава.
И теперь я начал свою партию.
— Скажите, где вы были вечером восемнадцатого ноября?
Дина вдавила длинный окурок в пепельницу и спросила:
— Вы откуда, ребята? Из контрразведки?
— А что, похоже?
Она коротко улыбнулась:
— На ментов вы похожи, ребята!
— А мы и есть… только не менты. Я из МУРа, милая, а вон тот дядька — работник Прокуратуры России. Ему все равно, кого допрашивать — разведку, контрразведку или бывшую путану вроде тебя. Вчера перед ним полковник военной разведки объяснялся, сегодня тебе посчастливилось… Так что не ломайся. В нешуточное дело влипла!
— Ты что, уже забыла, что на волосок от смерти была? — заботливо спросил я.
Ткачева, ошарашенная нашим потоком слов, переводила взгляд с одного на другого, потом выдавила:
— Какая смерть? Что вы?
— Восемнадцатого ноября ты и твоя подруга ехали в компании с американцем и русским в автомобиле «вольво». На Минском шоссе двое неизвестных обстреляли вас из автомата. Американца ранили, а тебе повезло. Всем остальным тоже. После перестрелки наш парень высадил вас чуть не в чистом поле и уехал. Ну? Теперь можешь расслабиться и спокойно отвечать на вопросы. Или сама рассказывай, как тебе больше нравится. Если будешь упрямиться, передам в контрразведку. Там засветишься — никакие загрантуры тебе больше не светят, сама понимаешь!
— Зачем контрразведка? Не надо! — всполошилась Ткачева.
— Тогда рассказывай все нам. Мы шпионов не ловим…
— А при чем шпионы? — спросила она. — Вы что думаете…
— Во время допроса мы не размышляем, а собираем информацию. Размышлять после будем, каждый о своем. Если вы убеждены, гражданка Ткачева, в том, что смерть Мещеряковой никак не зависит и никак не связана с путешествием в автомобиле «вольво», постарайтесь убедить и нас. Это все, что от вас требуется на сегодня.
Дина посмотрела на меня, кивнула.
— Хорошо. В сущности, я не храню ничьих секретов, как вы обо мне подумали. То, что я знаю, никому навредить не сможет, а вам, может, и поможет…
Я невольно улыбнулся:
— Кроме внешности в вас еще и политический дар дремлет?
Она восприняла мои слова как намек на примирение между свидетелем и следователем, улыбнулась в ответ:
— И не только политический. Мне бы родиться в прошлом веке в княжеской семье… Ладно. К телу, как говорил Вова Петрушин. С милым и умным дядей, который называл себя Джон, я познакомилась два года назад.
— Вы уже работали в «Эдельвейсе»?
— Я уже прошла собеседование с Петрушиным.
— Собеседование?
— Да, несколько малозначащих вопросов и медленное раздевание глазами.
— Понятно.
— С Джоном я встретилась совершенно случайно. К нему в метро на «Маяковской» какой-то хмырь пьяный прицепился, за нашего фирмача принял. Уцепился за рукав и чего-то долдонит про кровопийц, прям тебе девятьсот пятый год! А Джон, вместо того чтобы послать его, пусть даже на английском — по интонациям и экспрессии брань интернациональна, — вместо этого он уговаривает пьяницу, объясняет, что к реформам в России не имеет никакого отношения. Тут подошла я, руку тому пьяному слегка заломила, на ногу каблучком наступила и сказала, что, если он не хочет попробовать милицейской палки, пусть канает к жене и ей высказывает свои политические и экономические взгляды. Конечно, я объясняла это более простыми и доходчивыми словами. Он отвалил, Джон начал меня благодарить, предложил угостить коктейлем в приличном месте. С этого и началось. Обычно он бывал наездами, приезжал раз в три месяца недели на две и сразу же зафрахтовывал меня, он так говорил, у Петрушина. Понимаете, у нас были другие отношения, поэтому я не разрешала Вовчику брать с Джона деньги за меня, а Джону не позволяла платить. Я сказала Петрушину, что заплачу ему сама, если он так уж хочет. Но Петрушин великодушно отказался. Ему было лестно, что не какой-нибудь там дилер, а правительственный чиновник Соединенных Штатов знается с девушкой из его фирмы. Возможно, в своих сутенерских кругах он даже хвастался этим.
— Этот парень, значит, был такая важная птица? — с наигранной наивностью удивился Слава.
— Ну, во-первых, он не парень, ему лет сорок с лишним, но я вам скажу, тот еще мужик!
— Мы вам верим. Не знаете, с кем он встречался, когда приезжал?
— Не знаю точно, но пару раз, в том числе и в последний, с молодым человеком по имени Юрий.
— А фамилию не помните?
— Он нас не знакомил, а фамилию краем уха слышала — Андреевский, по-моему…
— Или Андриевский, — подсказал я.
— Да, похоже.
— Он не представлялся? А кто он по профессии, не знаете?
— Наверное, из Министерства иностранных дел, хотя точно не скажу. Ну а кто еще может сотрудничать с американским конгрессменом?