— Думаешь, я этого не знаю? Но поверь, я не хочу потерять тебя, сержант, не хочу! — с болью вдруг воскликнул Богомолов. — Ты же для меня как сын. — Его голос дрогнул.
— После смерти «Бати» вы для меня самый дорогой человек, которому я ВЕРЮ, — тихо, но твердо сказал Савелий, специально выделив последнее слово. — Вы же знаете, кроме Воронова, у меня никого нет…
— Не хочу, чтобы какая-нибудь мразь, всадила тебе пулю!
— Все так серьезно?
— Дальше некуда! Расскажи со всеми деталями про ваш прилет в Москву, — попросил он.
Савелий продолжил свой рассказ о том, что произошло в аэропорту Мячково. Когда он закончил, Богомолов со злостью бросил:
— Сукины дети! Я так и думал, все переврали!
— О чем вы, Константин Иванович?
— Тебя, «крестник», подставили самым примитивным образом! В милицейском рапорте не фигурирует никакой снайперской винтовки, и все представлено так, что парень, описание внешности которого полностью соответствует твоей, естественно, ни с того ни с сего выстрелил в спину «добропорядочного» человека, который кого-то встречал в аэропорту.
— А чтобы лучше видеть, залез на крышу столовой, — с усмешкой подхватил Савелий.
— Ни о какой крыше в рапорте не упоминается, а тяжелораненого мужчину «скорая помощь» обнаружила в нескольких метрах от выхода на посадку. Более того, со слов потерпевшего записано, что он встречал свою знакомую и вышел покурить на улицу. Неожиданно ему в спину ударило чем-то тяжелым, он повернулся и увидел тебя с пистолетом в руке, дальше ничего не помнит, потерял сознание.
— Какая гнусная ложь! — не выдержал Савелий. — Не мог он ничего говорить и, наверное, еще долго не сможет ни говорить, ни шевелиться: пуля попала в позвоночник.
— Как вы-то с Вороновым не сообразили, что его кто-то подстраховывал? — укоризненно спросил Богомолов. — Скорее всего, именно его напарник и перенес раненого с крыши.
— Скорее всего, здесь сработала не милиция, а ваши «коллеги»? — предположил Савелий.
— Да, так оно и было, — согласился Богомолов. — Получив сообщение, взяли дело себе, чтобы тихонько прикрыть его, но когда приехали на место и нашли раненого, утратившего способность двигаться и говорить, передумали и подключили милицию, чтобы, открыв на тебя охоту, отомстить за свои неудачи.
— Надо было добить его, а я о нем заботился, вызвал скорую»… А может, вы считаете, мне следовало ее дожидаться?
— Не задирайся. Ты все сделал правильно, но дальше я бессилен. Кое-кого потеря его лучших сотрудников так стеганула по самолюбию, что он жаждет твоей крови.
— Не он первый, не он, пожалуй, последний, кто радовался бы моей смерти, — с пренебрежением ответил Савелий.
— Нет, дорогой, на этот раз все слишком серьезно, поверь мне, — возразил Богомолов. — Ты же знаешь, я никогда не преувеличиваю опасность, но сейчас кровно задеты амбиции весьма опасного противника, и он пойдет на все, чтобы разделаться с тобой.
— Вы предлагаете мне скрыться в какой-нибудь норе и там дрожать от страха? — с иронией спросил Савелий.
— Нет, этого, зная твой характер, я не предлагаю… — Генерал немного помолчал, словно что-то решая для себя. — Я не могу обо всем тебе рассказать и прошу довериться мне, не задавая вопросов, ладно?
— Попробую…
— Тебе просто нужно уехать на время из Москвы и лучше за границу.
— На время? На сколько?
— На сколько это будет необходимо, — сухо сказал генерал.
— Но что это дает?
— Я же просил, без вопросов! — напомнил Богомолов. — Вспомни русскую народную мудрость об указах.
— Не торопись исполнять, если тебе он не нравится?
— Вот-вот! Пройдет время, и либо указ изменят, либо царь умрет. — Он усмехнулся. — Воистину «умом Россию не понять»!
— Вы что-то не договариваете.
— Замнем для ясности.
— А как же террористы Мушмакаева?
— Ты о взрывах во время праздника? Об этом пусть у тебя голова не болит: лучшие специалисты брошены на это дело. Поверь, никто не уйдет от возмездия. Все ответят по закону. Наш праздник испохабить не позволим, можешь не сомневаться.
— Жаль, что меня не будет в Москве в это время, — печально протянул Савелий.
— Тебе что, славы не хватает? Нью-Йорк спас, теперь и Москву захотел спасти.
— При чем здесь слава? — обиделся Савелий.
— Да шучу я, — улыбнулся Богомолов, — есть идея о том, куда бы ты мог поехать?
— Как скоро я должен определиться?
— Лучше уехать сегодня же, — твердо ответил генерал. — И не воспринимай, пожалуйста, это как бегство, считай отъезд тактическим маневром.
— Могу позвонить?
— Лучше никому не рассказывать о твоем отбытии, даже Воронову, завтра я сам ему объясню.
— Хорошо, но одному человеку я все-таки доверюсь. — Заметив недовольство на лице Богомолова, он твердо добавил: — Ему можно.
— Смотри сам, тебе виднее, — согласился генерал.
Савелий решил ехать в Болгарию и потому вспомнил о Ростовском. Почему так быстро поверил ему, пообщавшись менее суток?
По нескольким причинам: во-первых, Андрей был другом Вишневецкого; во-вторых, уже подвергался смертельной опасности именно из-за него, Савелия, и проявил себя вполне достойно; в-третьих, Андрей откровенно не переносил тех «охотников», что преследовали Савелия.
Савелий набрал номер сотового телефона Ростовского, очень рассчитывая, что тот ответит. И с облегчением услышал его голос.
— Привет, братела, узнаешь?
— Еще бы! Как все прошло?
— Отлично! А у тебя как? Что с сыном?
— Все в полном порядке — уже со мной.
— От души поздравляю, — искренне обрадовался Савелий, — как-нибудь расскажешь подробности.
— Обязательно! К Олегу идешь?
— А что у него? — насторожился он.
— Отвальную дает, уезжает навестить тестя в Минск.
— К сожалению, не могу, тоже уезжаю, потому и звоню.
— Уезжаешь? Когда? Куда? — Андрей естественно удивился: только что прилетел и опять в дорогу.
— В Болгарию.
— Сильно понравилось там?
— Нет, дела.
— Надолго?
— Как получится… На несколько недель. У меня к тебе две просьбы.
— Хоть три! Для тебя все, что угодно.
— Во-первых, никому ни слова о моем отъезде.
— Нет базара!
— Во-вторых, не мог бы я остановиться в твоей квартире?
— Зачем спрашивать, если знаешь ответ? Помнишь, я тебе говорил, что ключи соседу оставил, чтобы он рамой занялся? Его квартира напротив, Красимиром его зовут, я позвоню и предупрежу, живи сколько надо. Может быть, помощь нужна? — с намеком спросил он.