— Спасибо, Михаил Никифорович!
— Шефа благодари: его забота! Пальто надень, замерзнешь!
— Ничего, так добегу.
— Ну смотри, как хочешь! Бывай! — Полковник вдруг зевнул. — Совсем старый стал! — прошептал он и, как только Воронов вышел, сразу рванул вперед.
Андрей плюхнулся рядом с Ланой.
— Наговорились? — улыбнулась она. — Давай сюда! — Лана распахнула полу дубленки, накинутой на плечи. — Замерз, милый!
— Уже согрелся! — вздохнул довольный Воронов, прижимаясь к ней и чувствуя, какая она теплая и нежная.
— С корабля на бал? — спросила Лана.
— В шестнадцать часов на ковер к начальству. Слышишь, Слава? Отвезешь нас домой и свободен до пятнадцати!
— Хорошо, товарищ майор.
— Надо же, майор! — удивленно прошептала девушка. — Да еще и со служебной машиной!
— А ты как думала: уважают твоего мужа! — подмигнул Воронов, но тут же прошептал на ухо: — Зря размечталась о служебной машине: это только на сегодня, завтра уже придется везде ходить на своих двоих.
— Слава Богу! — облегченно вздохнула Лана. — А то я начала думать, что тебя только ночью видеть буду.
— Почему это?
— Ну как же? Если со служебной машиной, значит, важная персона. А важная персона сутками на работе, — пояснила она и тут же рассмеялась.
— Ты чего?
— Знаешь, эти слова… «важная персона»… как они тебе не идут! Ну никак…
— Это почему? — Воронов почти искренне обиделся.
— Не хочу, чтобы ты становился важной персоной! — прошептала Лана.
— Оставайся таким, какой есть: милый, добрый, нежный и мой!
— Так и быть, не буду становиться важной персоной. — Он решительно тряхнул головой, потом обнял ее за плечи. От Ланы шел такой жар, что он мечтательно протянул: — Ах, как я тебя хочу… Скорее бы…
— А я думала, ты спать хочешь. — В глазах Ланы забегали чертики.
— Какой сон, какой тут сон, если мы уже больше суток не…
— Тсс! Андрюша, ну… — Она прикрыла ему рот пальчиком и горячо зашептала на ухо: — С ума сошел: в машине!
— А что особенного? Слава, мы уже больше суток не…
— Андрей! — воскликнула она в полный голос, и щеки ее покрылись румянцем.
— Не отдыхали больше суток, — упрямо закончил Андрей, — все то на ногах, то на заднице…
— Фу, дурачок! — звонко рассмеялась девушка.
— А ты о чем? — Он невинным взглядом скользнул по ее фигурке.
— Да ну тебя! — Она обидчиво надула губки, однако не выдержала и рассмеялась: — Ой, мы же совсем забыли!
— О чем ты?
— А чем я тебя кормить буду? Наверняка в твоем доме шаром покати!
— Да, ты права, — смутился Воронов.
— Предусмотрено, товарищ майор! — неожиданно отозвался водитель, слышавший весь разговор. Взяв с переднего сиденья внушительный пакет, он протянул его Воронову: — Вам просили передать!
— Кто?
— Товарищ генерал!
— Ну, Порфирий Сергеевич… — только и смог выговорить Воронов, восхищенно качая головой.
— Прямо как отец родной! — заметила Лана.
— Это точно! Вот такой мужик! — Он вскинул кверху большой палец.
В квартире было прохладно и пахло нежилым помещением. Те, кому доводилось возвращаться в надолго оставленное жилище, знают этот специфический запах заброшенности, который ни с чем не спутаешь. Но стоит побыть в квартире с полчаса, она словно бы оживает, просыпается и тут же «вспоминает» свою обычную атмосферу. Тогда на душе воцаряется покой.
Пока Лана осматривалась и распаковывала сумку, Воронов быстро принял горячий душ. Тщательно вытерся, накинул халат и вышел к ней.
— Прошу, милая, ванная согрета! Что будешь: чай или кофе?
— А в пакете только кофе. Я уже туда заглянула! — усмехнулась девушка.
— И что же там, джентльменский набор?
— А что в него входит?
— Коньяк?!
— Есть!
— Шампанское?!
— Есть!
— Икра?!
— Есть!
— Лимон?!
— Даже два!
— Колбаса?!
— Ветчина!
— Ну и конечно же жареная курица?!
— Все понимаю, но как ты узнал про курицу? — удивилась Лана.
— По запаху, милая! — ответил он и обнял ее.
— Ну ты и жук, милый! — рассмеялась она. — Есть еще хлеб и соленые огурчики! Нравится?
— Ну это уже разврат желудка! — воскликнул Воронов.
— Ну ты и сказал! — усмехнулась Лана. — Надо же придумать такое? Разврат желудка! Ладно, вари кофе, я быстро! — подхватив халат, она юркнула в ванную.
— Свежее полотенце там на веревке! — крикнул Воронов вдогонку.
— Спасибо, милый!
Андрей быстро открыл банку с икрой, откупорил коньяк, разложил на тарелке ветчину, уже нарезанную тонкими ломтиками, огурчики, лимон. Закуски оказалось так много, что курицу он положил в холодильник. Сварив кофе, оставил его на плите, а столик на колесах подкатил к своей огромной кушетке и только тогда сел, откинулся на спинку и задумался.
Когда он смотрел на Лану, ему всякий раз не верилось, что девушка действительно его любит. Но она была с ним так нежна, так ласкова, что стоило ей хотя бы просто прижаться к нему — и сразу уходили прочь все его сомнения. Он успокаивался. Интересно, как она воспримет их первую разлуку? А не отказаться ли к чертовой матери? Сколько можно воевать? Ведь не мальчик уже! Да и о семье должен заботиться! Раньше, когда был один, мог свою голову подставлять где угодно и подо что угодно, но сейчас? Сейчас, когда рядом с ним любимая женщина, он обязан думать не только о себе!
Воронов не заметил, как задремал… Было жарко. Пески. Слепящее солнце. Вокруг сжимается кольцо душманов, все однополчане уже погибли, и только он один продолжает стрелять и стрелять. Но душманов не становится меньше, они лезут со всех сторон. Кажется, ему не спастись…
— А-а-а! Сволочь! Не возьмете! — закричал он, встав во весь рост и поливая свинцом все вокруг из ручного пулемета. Пули жужжали, как пчелы. Он даже видел их полет, видел и знал, что каждая из них несет смерть, и подзадоривал себя нечленораздельными выкриками. Из всех чувств осталось только одно — чувство ненависти.
… Обещав принять душ, Лана не удержалась от соблазна и залезла в ванну, тем более что Андрей ее почти уже наполнил. В воде Лана разомлела, вылезать не хотелось. Она вдруг подумала — как же ей повезло! Андрюша, Андрюша, ты не такой, как все… До него мужики видели в ней только женщину, с которой тут же норовили завалиться в постель. И она начала понемногу привыкать, что к ней относятся потребительски… Потом появился Савелий: умный, мужественный. Он понял все. И ей тоже все стало ясно: ее исковерканная душа с налипшей на нее грязью потянулась за этим чистым и простым парнем, словно изнемогая от долгой жажды. И она припала к нему, как к чистому родничку.