— Кто он? — спросил Станкевич.
— Никто. Я просто хочу пожить одна.
— Не ври мне! — прокричал Станкевич. — Коли набралась смелости сказать эти слова, так говори до конца! Кто?
— Какая тебе разница?
— Кто, я спрашиваю! — рявкнул Геннадий, и Элла отпрянула от него. — Кто, я спрашиваю!
— Шелиш.
Станкевича точно обухом ударили по башке. Он ожидал какого-нибудь двадцатилетнего жеребчика с женским блеском в глазах и чувственным поэтическим обликом, какого-нибудь актеришку из тех, кто красовался на глянцевых обложках, но никак не этого золотушного очкарика, который с экрана телевизора говорил рублеными фразами, обещая всем скорое благоденствие.
— А-а…
— Они разошлись. Три месяца назад.
— А-а…
— Мы уже полгода встречаемся. Полгода, как любовники. Но я так больше не хочу. Я выхожу за него замуж. И это вся информация. Сын будет жить с нами. Когда закончит учебу и вернется из Швейцарии, он приедет уже не сюда, а на нашу с Олегом квартиру. Я с ним говорила. Олег тоже. И это вся информация. Я тебе оставляю квартиру, всю мебель, возьму только свои шмотки. Адвокат тебе позвонит. Вопросов нет?
— Нет, — помолчав, ответил он.
— Я рада. Я хотела завтра утром обо всем тебе рассказать. Перед уходом. Решила не травмировать. Но ты сам меня вынудил. Извини, что так все получилось. А теперь я хотела бы немного поспать. Иди к себе.
И он ушел. Безропотно. Пошел на кухню, выпил бутылку мартини. Прямо из горлышка. И, не раздеваясь, лег спать. Когда проснулся, ее уже не было. С тех пор он ее и не видел. На суде он не присутствовал, его интересы представлял адвокат. Однажды по телевизору, на каком-то официальном приеме, она мелькнула один раз. Ему тогда показалось, что она похорошела…
— Они уже разлепились, — сообщил Тюменин. — Можно начинать.
Станкевич не ответил.
Олег с Эллой жадно набросились на голубцы. Ели молча, в просторной двадцатиметровой кухне, отделанной белым пластиком. Элка лишь набросила халат на голое тело, а Олег сидел в трусах, то и дело вожделенно посматривая на нее. Она его всегда возбуждала.
Дача была государственная, но Шелишу разрешили ее выкупить. Семь тысяч долларов не деньги, и Элла постоянно его подталкивала оформить купчую, тем более что можно было в кредит, а это почти бесплатно. Но Олег медлил, сопротивлялся, боясь разбойных журналистов, которые очень любили обсасывать такие темы. Последний месяц они громили генералов, понастроивших себе каменные виллы за счет армии, и Шелиш притормаживал Элкины аппетиты.
— Подожди, поутихнут, а осенью все оформим, — пообещал он.
Пока же к каждой даче прикрепляли кухарку и домработницу, что имело свои выгоды. Они приходили утром и вечером. Готовили завтрак, обед, убирались, а в пять возвращались на пару часов для приготовления ужина и, если потребуется, вечернего гостевого застолья. Лишаться на целое лето таких удобств тоже не хотелось, и Элла согласилась: осенью так осенью.
Олег съел четвертый голубец и отвалился от стола. Посмотрел на жену и загадочно улыбнулся.
— Чему ты улыбаешься? — спросила она.
— На следующей неделе я уезжаю в Штаты, — прожевав, сообщил он.
— Один?
Олег поднялся, налил себе и жене по стакану его любимого вишневого компота, выдерживая томительную паузу.
— А как бы ты хотела? — хитро улыбнулся он.
— Что значит — как бы я хотела? — не поняла она. — Есть же протокол.
— Они всегда приглашают с женами за исключением отдельных переговоров, когда только один на один для решения важных межгосударственных вопросов. Тут уже мы решаем, как и что. На этот раз Белов вдруг дал добро взять тебя с собой. Но я подумал, что тебе будет там неинтересно, и отказался. — Шелиш состроил грустное лицо и вздохнул.
Несколько секунд длилась пауза. У Эллы даже вытянулось лицо от обиды.
— Ты что, с ума сошел?! — прошептала она.
— Разве? — удивился он.
— Ну почему ты решил, что мне будет неинтересно?! — Она чуть не задохнулась от возмущения. — Ты бы хоть спросил меня для приличия! Я что, бесплатное приложение к твоей карьере?! Девочка для постели?
— Эл, что за упреки? Ты же знаешь, как я люблю тебя!
— Теперь я начинаю сомневаться! — гневно сверкнув глазами, зло усмехнулась она. — Я тоже деловая женщина! Ты запретил мне работать в журнале, убедив, что придется много с тобой ездить, помогать тебе в работе на компьютере, а в результате обрек сидеть дома и давать указания кухарке, следить за чистыми рубашками, носками, поглаженными брюками да ходить с тобой на званые приемы, торжества и юбилеи! Что это, как не приложение?!
— Подожди-подожди! — остановил он ее. — Ты — моя жена, когда мы с тобой только начинали говорить о совместной жизни, я предупреждал обо всех этих тяготах этикета. Ты же мне сама объяснила, что именно этого тебе не хватает: быть женой государственного человека, а не темного дельца. Так?
— Так, но я думала, что мы будем одно целое, что я буду постоянно с тобой, что мы многие вопросы будем вместе обсуждать, принимать решения, ведь я экономист, я доктор наук, а не Людочка Апухтина, смазливая секретарша, подающая тебе чай, кофе, печенье и готовая в любую секунду задрать ноги на столе!
— Тут мимо! — рассмеялся Олег. — С ногами — мимо. Во-первых, стиль старых функционеров мною изжит, а во-вторых, Людочка, как мне кажется, до сих пор сохнет по твоему Станкевичу, и ты хорошо это знаешь.
— Ладно, я все поняла! — Элла поднялась и вышла из столовой.
Шелиш несколько секунд побыл в одиночестве. Он намеренно спровоцировал жену на обиду, сказав, что сам отказался. Ему хотелось узнать, как она отнесется к такому его решению. В глубине души его еще жгли сомнения: правильно ли он поступил, бросив простодушную, лишенную вкуса, но преданную ему Нину, и женившись на светской львице, в какую превратилась Элла? И любит ли она его искренне? Любит не потому, что он первый вице-премьер, третий человек власти в стране, а просто золотушного Олега Шелиша, такого, каков он есть, без державного скипетра и витиеватого росчерка фамилии на документах с российским орлом? «А ведь бросит, бросит, как того же Станкевича, едва я этого лишусь, — изредка подумывал он, — найдет третьего вице-премьера, потому что в ней нет простодушия и наивности, нет природной чистоты, а есть хватка, сила, цепкий ум и напор. Правда, есть секс, есть женская чувственность, актерский дар, есть обаяние, шарм, и другие достоинства, и нужно либо с этим примириться, либо… — Олег выдержал грустную паузу. — Третий брак, батенька, тебе не простят. Не те коридоры. А значит, терпи, коли совершил глупость, не показывай вида!»
Он поднялся, зашел в гостиную. Элла читала газету, лежа на диване, распахнув халат и бесстыдно раздвинув ноги. «Вот уж чего в ней напрочь нет, так это стыда! — неожиданно подумал Олег. — И чего мне подчас в ней не хватает: обыкновенной женской целомудренности, может быть, даже застенчивости, а эти качества всегда олицетворяли истинную женственность. Но это как талант: либо есть, либо нет. Надо не забыть и сказать как-нибудь об этом на встрече с молодежью».