— Я должен быть уверен, что вы никогда не… — Реддвей замялся, подыскивая нужный глагол.

— Мы обещаем: умрем, но тебя не продадим. И вообще, моментально забудем все, что ты нам сказал, — обняв Питера, пообещал за всех Турецкий.

— Просто они тогда сразу вычислят моего человека в Швейцарии, а потерять этого человека я не могу.

— Мы же тебе дали слово, — сказал Турецкий.

Реддвей взял листок бумаги и крупно написал: «Фомин».

— Фомин? — удивился Грязнов-старший.

— Тс-с! — Питер приложил палец к губам и тут же сжег бумагу.

— Этого не может быть! — обалдев, прошептал Турецкий. — Ты понимаешь, что говоришь?!

— Да, — невинно отозвался Питер, кивая.

— Откуда информация?

— Это все, что я могу сказать! — отрезал Питер. — Больше ничего не просите, не скажу!

— Так-так, — пробормотал Турецкий, разливая коньяк по рюмкам. — Что ж, это хорошо! Ты, Питер, настоящий друг, мы этого не забудем! Что ж, есть повод для отличного тоста: за нашего друга из далекого немецкого городка Гармиша у подножия Альп, где коровы ходят по улицам, как люди!

— Шутка, — улыбнулся Денис.

— Какая шутка? — не понял Александр Борисович. — Я сам видел, и Питер подтвердит.

— Да-да, — закивал Реддвей.

— За тебя, Питер!

Они все чокнулись и дружно выпили. Даже Денис.

— Ты чего пьешь, ты же за рулем?! — удивился дядя. — Кто нас повезет?

— Я что, извозчик? — разозлился Денис. — Имею я право один раз в жизни напиться?!

14

Сергей Басов ровно в девять утра позвонил в институт. Его дядя, академик Илья Евгеньевич Басов и директор НИИ физики электромагнитных излучений, был уже на месте и по привычке разбирал служебную корреспонденцию.

— Я сегодня не приеду, — сказал Сергей.

— Что-то случилось? — спросил Басов.

— Нет, — выдержав паузу, ответили на другом конце трубки, и академик в волнении снял очки, оторвавшись от бумаг. Пауза свидетельствовала, что племянник не хочет говорить об этом по телефону. — Просто немного сердце пошаливает, я полежу денек. А вечером к тебе заеду.

— Хорошо, Сережа, — мягко отозвался Басов. — Может быть, кардиограмму снять?

— Да нет, думаю, что ничего страшного. Обычное переутомление. Засиделся до утра, наглотался кофе, только и всего. Но лучше денек отдохнуть.

— Хорошо, загляни вечерком, — коротко сказал Басов и повесил трубку. Под словами «обычное переутомление» на только им двоим понятном языке подразумевалось чрезвычайное происшествие. Так они давно условились. Сейчас же, услышав эти кодовые слова, академик не на шутку взволновался. Так все прекрасно шло — и вдруг на тебе. У Ильи Евгеньевича действительно был когда-то племянник, Сергей Константинович, но он умер в трехлетнем возрасте. Академик никогда и никому об этом не рассказывал, и многие знали, что у директора в Воронеже жил младший брат, тоже физик. Три года назад Костя умер, облучившись во время внештатной ситуации на АЭС. Именно тогда же Басов, хорошо знавший талантливого физика и конструктора Валериана Володина, собиравшегося уезжать из России, предложил ему стать его племянником и поменять внешность. Этому предшествовали такие обстоятельства. Володин сконструировал аппарат, способный воздействовать на человеческое биополе, энергетику и изменять их.

Первые же опыты принесли неслыханные результаты, и Володин понял, что изобрел чудовищное оружие. А через три месяца ему позвонили и предложили купить его изобретение за пятьдесят тысяч долларов. Володин отказался. Тогда ему предложили полмиллиона. Володин бросил трубку. Лаборатория, где они вчетвером работали, находилась в Подмосковье. Это было закрытое космическое КБ Королева. Володин, понимая, что его телефонные покупатели не успокоятся, ночью приехал в лабораторию, достал из сейфа чертежи, опытный экземпляр своего «фантома Володина», как окрестил изобретение Басов, и все уничтожил. Сжег. Потом примчался к Басову и заявил, что ему надо срочно уехать. Его рано или поздно найдут и заставят все повторить. А он, несмотря на стойкость и отвагу, долго боли не выдержит. Он уже ненавидел свои мозги, придумавшие этот «фантом». Басов вполне серьезно выслушал его рассказ. Он давно мечтал перетащить Володина к себе в институт, дать ему лабораторию. Такого физика у него в НИИ не было. И Басов предложил ему эту сумасшедшую идею.

— Вас все равно рано или поздно разыщут, — сказал тогда Илья Евгеньевич. — За границей еще быстрее и легче с вами расправятся, заставят работать, если вы попробуете сопротивляться. А так вы будете спокойно работать, создавать новые полезные проекты, и никто не будет знать, куда исчез Володин. (Этому способствовало то, что Валериан был круглый сирота, воспитывался в детском доме и никаких родственников у него за все это время не объявилось. Даже фамилия была дана по имени директора детдома Владимира Ивлюшкина.) Пластическую операцию сделали в Швейцарии, документы в Воронеже.

И через несколько месяцев в институте появился Сергей Басов, получил лабораторию и стал работать. Фанатик своего дела, генерирующий любые идеи легко и свободно, охотно всем помогавший, он быстро обрел единомышленников и преданных сотрудников, стал любимцем коллектива института и его светлым гением. И ни один членкор не стал возражать, когда Басов-младший возглавил в НИИ целое направление, подчинив себе уже не одну, а несколько крупных лабораторий. И все понимали, кто будет руководить институтом после смерти Ильи Евгеньевича. А сам академик точно ожил, выглядел бодрым, энергичным, подтянутым, словно племянник вдохнул в него новую жизнь. Постепенно история с переменой лица и фамилии забылась, и Басовы, собираясь на скромные семейные торжества, даже не вспоминали Володина и его «фантом». Лишь Сергей изредка вспоминал своего ближайшего помощника Тюменина, молчальника Старостина и хохмача Толю Клюквина. Они вчетвером и сконструировали прибор. Но двое последних работали технарями и в существо дела не вникали. Миша Тюменин все понимал и знал. И был талантлив. Но Володин, точно оберегая его, до поры до времени отдельные элементы схемы не объяснял, отрабатывая с ним принципиальную идею. Конечно, Миша неглуп, даже талантлив, и может сам дойти до всего. Но ему потребуется на это лет пять-шесть, не меньше. И, уничтожив чертежи, свои записи, сам прибор, ему показалось тогда, что он избавился и от той опасности, которую несло человечеству новое изобретение.

И вдруг вчера, когда по всем телевизионным каналам стали показывать смерть Шелиша, а съемочная группа НТВ умудрилась показать даже внешний вид тела покойного, Сергей, увидев лицо бывшего вице-премьера, выслушав все комментарии о его загадочной смерти, понял: сработал его прибор, его страшное детище. Значит, Тюменин втайне делал копию. Воспроизвести прибор заново в такое короткое время он не мог, Володин даже некоторые ювелирные операции и часть плат делал на стороне, в КБ космической техники. Другое дело, что Миша, почувствовав настроение Валериана и разгадав его замысел, мог той ночью подменить прибор. Володин был тогда так взволнован, так спешил, что даже не стал раскрывать коробку. Внутрь могли насовать всякую дребедень. Но видимо, что-то страшило и Тюменина, коли он три года выжидал, не торопясь приводить прибор в действие. А там кто знает, то ли безденежье, безработица доконали его, то ли его прижали к стенке и он сдался бандитам, мафии, еще кому. Главное — прибор сработал. Его прибор! И есть первая жертва. Да еще какая! Вице-премьер, светлая голова, прораб новых, интересных реформ. Значит, действуют не бандиты, а некая всесильная теневая группировка, которая хочет завладеть властью. Повернуть страну в другую сторону. Это и испугало Сергея, и он всю ночь не мог заснуть.