— Я мог бы пригласить вас как-нибудь на концерт по возвращении, — предложил он.
— Правда? — воскликнула она.
— Какие проблемы? Нет ничего проще!
— Я была бы вам так признательна, — смутилась она и стала запрашивать другие места для ансамбля.
— А что вы сегодня вечером делаете… — Толя посмотрел на табличку и прочитал: «Вас обслуживает Васильева Т. П.», — Танюша, я угадал?
— Угадали… — кассирша порозовела от волнения.
— А меня зовут Толя. Так что вы делаете вечером?
— Не знаю, ничего. — Она пожала плечами.
— Мы могли бы сходить в Театр эстрады или к кому-нибудь из моих ребят, познакомились бы, так сказать, в неофициальной обстановке, — кокетничая, предложил он.
— А это удобно?
— Со мной все удобно!
Они договорились встретиться в семь вечера у памятника Пушкину.
Клюквин, окрыленный, выскочил из касс, одновременно досадуя на себя, что опять его потянуло на восемнадцатилетних. Только он успокоился. А кроме того, вечером он пообещал Наде быть дома, приедет ее двоюродная сестра, но придумать всегда что-то можно. Толя на всякий случай записал рабочий телефон Тани, можно позвонить и переиграть на завтра, они улетают через день, или вообще все отложить до возвращения из Барнаула. Надя как раз будет в Италии, и он сможет распорядиться своей квартиркой.
Толя уже садился в машину, когда подбежал рыжебородый увалень и стал с акцентом объяснять, что им нужно срочно попасть в Домодедово, они опаздывают. Подошел еще один, худой с узким ртом, протянул сто долларов.
— До Домодедова подбрось, на самолет опаздываем!
Толя замялся. С одной стороны, он должен был ехать к ребятам, отвезти билеты. С другой — еще половина двенадцатого, а они договорились в час дня. Да и стольники на дороге не валяются. Даже с той же Танечкой погужеваться нужны бабки, купить пару бутылок шампанского, коробку конфет, ликер, а сейчас у них с Надькой совместное хозяйство. Деньги он отдает ей, а заначки быстро кончаются.
— Браток, уважь, — сказал худой. — Мне этого американца в Новосибирск надо свозить, а он напился вчера, и я его еле поднял!
— Ес, ес, — бормотал рыжебородый.
— Ладно, поехали! Отвезу! — Толя взял стольник, сунул в карман.
Худой сел впереди, а рыжебородый сзади.
— Только сейчас гаишников, наверное, полно, вчера вице-премьера шлепнули, — отъезжая, сказал Толя.
— Как — шлепнули? — не понял худой. — Сказали же: при загадочных обстоятельствах.
— Ну это они говорят, а я знаю, что шлепнули. Только хитрым одним путем. Сейчас уже есть такой аппаратик.
— Какой аппаратик?
— Это не важно, но есть.
Они вырулили на Каширку, потом за город, помчались вдоль лесной полосы.
— Нам еще на дачу надо заехать, тут недалеко, давай здесь свернем, — попросил худой, указывая на ближайший поворот.
— На какую дачу? — не понял Толя.
— Вещи забрать, мы успеем, давай! Я тебе еще полтинник накину!
Толе это не понравилось.
— Ребята, мы так не договаривались! — заартачился он.
— Старик, все в ажуре! Тут моя дачка рядом, я сумку свою заберу, по пути же! Ты же видишь, я без вещей, а едем на неделю! — заулыбался худой.
Толя помедлил и свернул. Потянулась узкая асфальтированная дорога. С одной стороны поле, с другой лес.
— Черт, останови на секунду, янки развезло совсем! — попросил переводчик.
Толя взглянул в зеркальце: рыжебородый отвалился на сиденье и похрапывал с открытым ртом. Толя съехал на обочину, хотя не понял, зачем нужно останавливаться: пусть спит себе этот янки до самого аэропорта. Остановились у березовой рощицы. В глубине еще виднелись снежные островки. Переводчик, так Клюквин определил роль худого с небритостью на лице, выскочил из машины. Толя еще подумал: пописать захотел, а вслух сказать постеснялся. Хотя вся ситуация ему начала казаться странной и неестественной. Менеджер уже костерил себя за то, что пожадничал и связался с этими типами. Но рыжебородый явно был иностранец, это немного успокаивало. С другой стороны, насколько Толя знал, никаких дач впереди раньше не было. Могли, конечно, и понастроить. Лишь бы в историю не вляпаться. А то уже было: попросили одного вещи перевезти, а в чемодане оказался опиум.
Толя взглянул, сколько у него осталось бензина, и это было последнее, что он запомнил. Мощный удар по затылку моментально вырубил его. Гжижа тотчас открыл дверцу, отодвинул размякшее тело Клюквина на свое место, сам сел за руль, въехал в лес. Яма была уже готова. Нортон стянул удавкой шею Клюквина. Через десять минут они засыпали яму, аккуратно подровняли, накидали мха, забросали сухими березовыми ветками. Вблизи, а тем более издали понять, что здесь что-то закапывали, было трудно.
Машину обратно гнал Гжижа. И гнал лихо, под сто, «Жигули» даже скрипели. Уже подъезжая к Москве, они увидели гаишника, который радостно махал жезлом, приказывая им остановиться.
— Вляпались! — прошептал Нортон. — Гони мимо!
— С ума сошел?! — огрызнулся Гжижа. — Они тут через каждые два километра. Спокойно, отмажемся!
Он притормозил, улыбаясь, вышел из машины.
— Что, нарушили, капитан? Друг перегрузился, тороплюсь доставить. Сколько должен?
— Капитан Гусельников, прошу документы! — никак не отреагировав на вопрос о штрафе, козырнул гаишник.
Русские водительские права были сделаны для Гжижы и Нортона еще в Женеве. Сделаны так, что и экспертиза не отличила бы их от подлинных. Техталон они изъяли у Клюквина. В права Гжижа сунул капитану тот самый стольник, на который и позарился убитый физик. Капитан Гусельников поначалу нахмурился, но сумма была приличная, и гаишник задумался. Выручил террористов лихач на «ауди», который с таким форсом пролетел мимо, что у капитана глаза крутанулись от злобы и удивления: ведь видит, негодяй, что стоит страж порядка, а гонит так, словно решил положить на него!
— «Ауди», номер Е 146, — подсказал Гжижа. — Под сто тридцать пылит.
Капитан схватился за рацию и тотчас передал ближайшим постам номер нарушителя, приказав немедленно его задержать.
Эта «услуга» растопила лед отчуждения. Гусельников забрал купюру, вернул права.
— Не гоните, смотрите на знаки, — посоветовал он и пошел к машине, стоявшей на обочине.
До Москвы ехали под шестьдесят. Гжижа больше денег платить не хотел. На Каширке они передали «девятку» по договоренности двум чеченцам на детали. Паспорт и деньги оставили себе. Так им приказал Кузьма.
Вечером музыканты наседали на Надю, требуя Клюквина, но она ничего не могла им ответить. На следующий день они обратились с заявлением в милицию. Там им посоветовали подождать пару деньков: мало ли что могло случиться, их менеджер загулял и завтра объявится. Но Толя не появился и через пару дней. Наконец их заявление приняли, но гастроли в Барнаул срывались. Алтайская филармония метала громы и молнии: билеты проданы, и, если рэпники не приедут, они разорятся. Но милиция не торопилась даже выдавать им справки вместо паспортов, а по справкам отказывались продавать авиабилеты. Подключилось Министерство культуры, и кое-как, со скандалом ансамбль через неделю отправили. Музыканты укатили в Барнаул, пригрозив по возвращении начистить Клюквину морду, если он объявится.