Белов нахмурился.
— Да, мне уже докладывали о нем. Я министру сказал, чтобы он по-тихому проводил его на пенсию. Вы не будете возражать? Как-никак, и эти вопросы будут вас отчасти касаться.
— Не буду, — ответил Виталик.
— Вот и договорились! Поехали!
Они поднялись. Санин облегченно вздохнул.
— Не волнуйтесь, все будет в порядке! — улыбнулся Белов.
Станкевич с Кузьмой продолжали завтракать. Кузьма ел, как всегда, много, с аппетитом, причмокивая, а Геннадий Генрихович еле проглотил бутерброд с осетриной и выпил полстакана фруктового чая.
— Где же наши ребятки засветились? — снова озаботился Кузьма. — Если в роще, где они труп закапывали, это хреново, могут затребовать их через Интерпол. А если в кассах, то тогда еще ничего. Подумаешь, попросили Клюквина подвезти, это не факт.
— Съезди в кассы и узнай.
— Сам не поеду, это опасно. Да и фотографии нужны. Хотя есть один вариант. У моего приятеля там одна девчонка работает. Разузнаю через нее. — Кузьма проглотил многослойный бутерброд с маслом, ветчиной, сыром и зеленью в два приема.
Зазвонил телефон. Станкевич, сидевший до этого в напряжении, схватил трубку.
— Они поехали к Президенту, — доложила Людочка. — Беседовали сорок минут. Вышли оба сияющие. Премьер представил Санина как будущего заместителя, попросил любить и жаловать. До этого я приносила им чай и слышала, как твой Санин сказал, что во всем согласен с Беловым. В чем конкретно, я не расслышала. Но то, что они обо всем сговорились, это ясно, и, видимо, вопрос с Президентом согласован заранее. Я тебя поздравляю.
— Мы увидимся?
— А ты все еще хочешь? — вопрос прозвучал кокетливо, Людочка сама хотела этого больше всего.
— Конечно.
— Тогда да.
— Когда за тобой заехать?
— Я заканчиваю в шесть-полседьмого. Если буду задерживаться, позвоню.
— Коля подъедет, ты его знаешь.
— До встречи. К тому времени будет все уже известно.
— Целую.
Он положил трубку. Несколько секунд напряженно молчал. Ему хотелось знать, о чем они сговорились. Неужели Санин дал согласие проводить в жизнь программу деприватизации? А может быть, он специально вчера пошел на обострение? Чтобы легче потом было оправдаться?
— Санин в полном порядке? — заинтересованно спросил Кузьма.
Станкевич кивнул.
— Смотри-ка, как мужик пошел. Надо спешно играть мировую.
— Успеется. Пусть заглотит поглубже свой вице-премьерский крючок, — усмехнулся Станкевич. «Ничего, — подумал он, — тот компромат, который у меня есть, заставит его снова быть послушным! Или он исчезнет, как другие».
— Только я тебя прошу: обойдемся без силовых приемов, — с грустью проговорил Кузьма. — Военные действия надо на время приостановить. На твой компромат он выложит свой — на тебя. Он тоже немало знает. Ты пригрозишь его утопить, он пригрозит тебе. Выход останется один — его убирать, а это, как я уже сказал, не выход. Если третьего вице-премьера замочим, правительство озвереет.
Станкевич поморщился.
— Я понимаю, ты его считаешь дерьмом, плебсом, вором, кем угодно. Он такой и есть. Но сейчас он нас переиграл. И весьма неплохо. И тут не важно, использовал ли он твои заслуги или пробил брешь своей головой и покорностью…
— Может быть, хватит меня учить?! — перебив «гуру», зло огрызнулся Станкевич.
— О'кей! — Кузьма поднял руки, улыбнулся, схватил с тарелки кусок ветчины, соленый огурчик, густо полил кетчупом и засунул все в рот. Станкевича уже коробила прожорливость его помощника. — Ладно, я съезжу по делам.
Он поднялся и вышел из гостиной.
Станкевич и сам понимал, что надо переменить тактику в отношении Санина, он действительно знает о нем столько, что лучше бы ему умереть, но Кузьма прав: они могут подрубить сук, на котором сидят. Да и силовые методы Геннадий Генрихович никогда не любил и редко ими пользовался. Но тут в отношениях с Саниным что-то случилось. Сыграл эффект наращивания кристалла. Докладные главбуха, нарастающая день ото дня строптивость управляющего, его жадность, слабость к бабам — все это и привело к конфликту. Станкевич ничего не мог с собой поделать. Его точно несло, и он никак не мог себя утихомирить.
Зазвонил телефон. Станкевич поднял трубку. Звонила Вика Корецкая, сказала, что ее уволили по сокращению штатов и она теперь безработная.
— Берите в помощницы, — нагло заявила она.
Станкевич сделал кислую гримасу.
— Я хотела бы подъехать, переговорить, — настаивала она.
— Сегодня это невозможно. Но работу я тебе подыщу, — пообещал он. Санин все равно уходил из банка, а значит, не нужно будет держать его куколок. Вика — девочка расторопная, смазливая и хваткая, будет за всем приглядывать. — Так что не суетись и живи спокойно.
— Тем более надо встретиться, — уже кокетливо промурлыкала она, видимо, давно наметив оседлать богатого покровителя.
— Сегодня никак, — отрезал Станкевич. — Позвони завтра, договоримся.
В тот же день ребята Грязнова по-тихому проверили квартиру Станкевича, но там никого не обнаружили. Они даже провели легкий осмотр, но по солидному слою пыли на столах убедились, что в квартире уже дней пять никто не появлялся. Сам полковник все-таки добился, чтобы фотографии Нортона и Гжижи раздали всем постовым, отправили по вокзалам и аэропортам не только Москвы, но и других российских городов, откуда есть рейсы поездов и самолетов за границу. Работу Вячеслав Иванович проделал большую. Теперь оставалось только ждать.
Наблюдать за дачей Станкевича Грязнов пока отправил Дениса. Все его люди были в разгоне. Но к вечеру двоих ребят он обещал найти.
— Главное, чтоб никто не засветился! — потребовал Турецкий.
На Большую Дмитровку приехал Питер. Сияющий, как самовар, словно нашел террористов, но, оказывается, у него сегодня просто было хорошее настроение.
— Момент неподходящий, работать надо, — иронически заметил на это сияние Турецкий. — И тут мне сдается, что ребятки твои улетели за кордон…
— Но не через один аэропорт они не проходили! — сказал Грязнов.
— Они же не идиоты и понимают, что засвечены.
— А как бы ты выехал? — спросил Грязнов.
— Рига, Таллин, Вильнюс на поезде, там другая зона, оттуда есть самолет в Европу…
— Сегодня на все вокзалы информация ушла, и, если они там объявятся, их задержат, — сказал Славка.
— А почему ты решил, что они уехали? — спросил Питер у Турецкого.
— Я бы на их месте ликвидацию Клюквина наметил перед отъездом. Мало ли что. Свидетели, другие накладки, эти вещи всегда планируются заранее. Поэтому сделали черное дело — и вперед. Логично?