– Что вы от нас хотите услышать? – спросил Костя. – Что так и надо? Стреляй каждого, кого считаешь виноватым, раз правосудие перед ними бессильно? Ну и до чего мы дойдем? Россия превратится в театр криминальной бойни. Ваш муж – преступник. Но если бы речь зашла об амнистии для участников чеченской войны, я бы записал его фамилию первой. Понимаете? Амнистировать, но не оправдать!
Я давно не видел Костю столь суровым и жестоким. Алла беспомощно посмотрела на меня, ища поддержки. Я промолчал. А что я мог сказать?
Слава смотрел в потолок, словно стараясь там кого-то разглядеть.
Алла слабо улыбнулась, допила свой чай. Невыносимо было видеть страдающей столь красивую женщину. Она, по-видимому, что-то такое поняла и потому улыбнулась уже не вымученно, а как если бы стояла на сцене, куда восторженные зрители вызвали ее на бис.
– Жизнь продолжается, – сказала она. – Печально, когда приходится видеть славных, хороших людей, охотящихся друг за другом. Я-то вижу! Вы очень хорошие, замечательные люди… – Голос ее дрогнул, и она опять улыбнулась. – Вижу это все со стороны, и просто сердце разрывается. Представьте, я была вчера на могиле Сережи Горюнова, видела его несчастных родителей… Для них он лучше всех на свете… Он ведь был талантлив. Не его вина, что он всегда попадал в зависимость от тех, кто не годился ему в подметки. Но так уж все устроено… Но почему между людьми такое непонимание? Почему мы все, нормальные люди, не можем по-доброму смотреть друг другу в глаза? Простить друг друга наши слабости? Почему какие-то негодяи могут нас без труда натравливать друг на друга, а мы ничего не можем с этим поделать?
Мы продолжали молчать.
Она поднялась.
– Я пойду… – сказала. – А вас, троих, приглашаю в мой театр. Приходите! С женами, с детьми. Я буду петь в «Тоске» в ближайшее воскресенье. Приходите обязательно. Я оставлю вам билеты у администратора.
– Такая женщина! – вздохнул Слава, когда она ушла. – Посмотришь на такую и подумаешь: черт знает чем занимаюсь! А жизнь проходит мимо.
– Занимаешься ты тем, что лучше всего умеешь, – сказал Костя. – Создаешь для людей хотя бы видимость безопасности. Вот она сейчас уедет, доберется до дома, вечером поедет на свою работу в театр. И если с ней ничего не случится…
– Демагогия! – перебил его Слава. – Ее бывший супруг, которого она любит, тоже занимается тем, что у него лучше всего получается. А она любит его, а не меня!
– По-моему, тебя заносит, – сказал я. И, поднявшись с места, открыл сейф. Достал оставшиеся полбутылки армянского. Подумал о том, что не напрасно мы со Славой стараемся до конца не допивать. Мало ли что подвернется отметить… Вот как сейчас. Вроде бы никакого события: просто только что ушла красивая женщина. Мы ловим ее бывшего мужа, которого ждет смертная казнь, а она говорит нам спасибо и приглашает к себе в театр…
Что вообще происходит со всеми нами? Без бутылки и не разберешься.
В этот момент в кабинет заглянула Лара.
– Можно убрать? – спросила, показав на чашки с чаем.
– Лучше присоединяйся к нам, – сказал я. – Ты пришла очень вовремя.
– Да? – Она присела в кресло, в котором только что сидела другая красавица. – Как интересно… Вы мне тоже нальете? – Она подставила рюмку, которую достала из моего стола. Снова продемонстрировав наши особые отношения. Мы молча наблюдали за ней.
– Мы тут несколько расчувствовались, расслабились… – сказал я.
– Еще бы! – засмеялась она. – Такая женщина! Небось про все на свете сразу забыли.
Смех ее был неестественным, напряженным. Она выпила, кивнув всем нам.
– Ты забыла с нами чокнуться, – сказал я, глядя на нее в упор.
Неужели предала? Я подумал, что не успокоюсь, пока это не узнаю именно сейчас.
– А за что мы пили? – спросила она. Слава понял, что со мной что-то происходит, и толкнул меня локтем в бок. Но меня уже невозможно было остановить.
– Значит, стучишь на меня? – спросил я.
Актриса из нее была ни к черту! Никакой выдержки. Не то что Светлова. Все, что Лара могла, это широко раскрыть свои зеленые, чуть раскосые глаза, которые я так любил. Гримаса на ее лице выдавала ее с головой.
– Саша… – негромко сказал Костя и сделал попытку подняться.
Лара словно опередила его – порывисто вскочила с места.
– Сидеть! – рявкнул я, и непонятно было, к кому это относится. Во всяком случае, сели на место оба – мой начальник и моя подчиненная.
– Ты меня за этим позвал? – спросила Лара.
– Вот только что на этом месте сидела другая женщина, – сказал я. – Она развелась с мужем, сменила его фамилию, его ловят как преступника. Но она не предает его. Понимаешь? Пусть меня осудят мои товарищи… – я кивнул попеременно в сторону Кости и Славы. – Ибо я поступаю сейчас непрофессионально, вопреки тому, о чем мы договаривались, но я все равно спрошу тебя, поскольку это становится невыносимым: кому ты сказала, что у нас бумаги погибшей Жени Клейменовой? Кому?
Я ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки. У меня с Ларой бывали разного рода размолвки, не раз я орал на нее и стучал кулаком, и она отвечала мне: на свою жену ори! И я смолкал, осознавая ее правоту. Но сейчас она молчала. Только растерянно и жалобно смотрела на меня. И слезы стояли в ее прекрасных глазах, и губы, когда-то целовавшие меня, мелко дрожали.
Конечно, я рисковал, беря ее на пушку. Очень рисковал. С чего я вдруг взял, что она сказала кому-то про эти документы? О них она могла слышать, а могла и не слышать. В глаза она вряд ли эти документы видела, ибо до сих пор они были у Володи Фрязина. И вот сейчас она пожмет плечами и тихо, обиженно скажет: никому! Никому и никогда о них не говорила.
Но не зря говорят, что риск – благородное дело.
– Ты сам виноват, что случилось, – сказала Лара и заплакала.
Это было признанием. Я сам не ожидал такой развязки.
Значит, правда. Только сейчас я понял: в глубине души надеялся, что ошибаюсь.
– Я? Я виноват? – мое удивление, видимо, было чрезмерным.
Слава громко вздохнул. Костя нервно барабанил пальцами по столу. Вот сейчас встанут и уйдут, подумал я. Зачем им этот спектакль?
Они так и сделали. Встали и вышли.
– Ты, – Лара подняла на меня глаза, полные слез, – хочешь сказать, будто я тебя предала? Сначала ты меня предал! Это своей жене ты изменяешь, а меня – предаешь! Ты ночевал у этой валютной шлюхи и думал, будто я не узнаю? А они мне об этом сказали. Они выследили тебя, понял? Твоя жена звонила мне ночью и орала на меня. Я плакала до утра, а ты врал, прятал от меня глаза… А они мне сказали, что могу при желании тебе отплатить. Я не хотела, думала, поговорю с тобой… А у тебя хватило совести привести ее сюда! С этой певичкой… Я видела, все видела, как ты смотрел на нее!