– Так когда я могу увидеть наших свидетелей? – спросил Володя, чувствуя, как усиливается головная боль от голоса хозяина этого ледяного кабинета.
– А, замерз! – торжествующе сказал тот, как если бы Володя был в этом виноват. – Привыкли там в тепле. А у нас экономия, мать ее так! Михась! Ну где ты там?
Михась снова просунул свою жующую физиономию в дверь.
– Вот дай ему фамилии и адреса, – сказал начальник Володе, – Михась враз доставит. И сразу отправим в управу.
– У вас нет ничего случайно от головной боли? – поморщился Володя, чувствуя, что его начинает поташнивать от чесночного запаха, который теперь распространял Михась.
– Нету, – пожал тот плечами. – Ничего у нас нету. Одне дурни с карбованцами остались. А что ж ты, милый, так легко оделся, когда к нам поехал? Думал, у нас тепло, да? Юг, да? Ты хоть ел сегодня что-нибудь?
Володя вспомнил, что действительно ничего не ел. Сегодня, во всяком случае.
– Ну погодь, сейчас чего-нибудь принесу, пока Михась ходит.
Подмигнув, он тяжело поднялся с места и вышел за дверь.
Володя продолжал сидеть, прикрыв глаза. Только голодного обморока не хватало… Итак, что же получается? Связать эти четыре, да, уже четыре убийства, понять логику – пока трудно. Двое убитых – ясные мерзавцы. Турецкий настаивает, что все три убийства были как-то связаны. Ну да – почерк, исключительное искусство стрелявшего…
Что еще? Двое были каким-то образом знакомы с помощником замминистра обороны. Тоже хорош гусь. Что скажет Александр Борисович, когда узнает о четвертом случае? Казалось бы, вовсе выбивающемся из какой-то системы, если она есть…
Он уснул, когда в кабинет вошел начальник. Тот потер ему виски, дал что-то понюхать. Володя с трудом разлепил глаза, увидел перед собой шмат деревенского сала, пересыпанный крупной солью, и кусок черного хлеба. И пару зубчиков чеснока. Есть он не стал. Попросил чаю, чтобы хоть как-то сбить дрожь во всем теле, согреться.
– Сейчас поедем с тобой в управу, может, там топят, – сказал начальник.
Хорошо бы, подумал Володя, хоть чуть-чуть согреться.
Чая не было. Был кипяток. Как на железнодорожных станциях необъятной родины после войны. Сахар, слава Богу, был. Только «буржуйки» не хватало…
В управлении было тепло. Там стояли раскаленные «буржуйки», о которых вспомнил Володя.
В лаборатории НТО городского управления внутренних дел уже были Дмитро и Микола. Сидели смирно, смотрели на экран, где, как в калейдоскопе, мелькали глаза, брови, уши, носы. Пока пожимали плечами: а бис его знает… Мабуть, и так.
Володю трясло. Только не хватало простудиться. Он мечтал о таблетке аспирина, байеровской, даже почувствовал, как доносится шипение в стакане с водой, когда она растворяется…
– Вам плохо? – спросили его.
– Кажется, заболеваю, – улыбнулся он. – Но не обращайте внимания. Я могу попросить у вас копию акта баллистической экспертизы по делу об этом убийстве? Мы должны сравнить результаты, понимаете? Сверить этот выстрел с нашими выстрелами.
Начальники переглянулись. В приоткрытые двери лаборатории НТО заглядывали сотрудники горуправления и эксперты. Прослышали, наверное, о приезде важной шишки из самой Москвы. А у важной шишки еле-ели душа в теле.
– У вас не найдется таблетки аспирина? – спросил Володя.
Таблетка нашлась. Байеровская. Значит, не все так уж плохо…
Он подождал, пока тепло не стало подниматься по жилам навстречу головной боли. У него есть несколько минут, пока действует таблетка.
– Прошу вас… У меня билет только на завтра. Если сегодня у меня будет фоторобот и копия материалов баллистической экспертизы, вы сможете меня ночью отправить в Москву?
Они опять переглянулись. У них все надо согласовывать. Но есть же какие-то договоренности о совместной деятельности правоохранительных органов? Он сам что-то об этом слышал.
– Понимаете, он – фашист! – склонившись к уху Володи, сказал милицейский полковник, начальник горуправления, его фамилию Володя не запомнил.
– Кто фашист? – удивился Володя.
– Этот Меланчук. Поэтому… сами понимаете… они доставляли нам массу хлопот. Он был у них координатор. Типа референта.
– Хотите сказать, что вы убийцу даже не собирались искать? – спросил Володя.
– Нет, почему, уголовное дело возбуждено. Идет розыск преступника. Но столько прочих хлопот… Столько убийств, причем громких – гибнут хорошие, нормальные люди, – вполголоса говорил другой полковник, начальник уголовного розыска.
– Пулю нашли? – спросил Володя.
Опять переглядки. Ну и публика. Боятся лишнее слово сказать.
– Понимаете… там уже работают его люди. Они грозятся сами найти убийцу. Они нам не доверяют.
– Я их понимаю, – устало произнес Володя.
– Возможно, у них вы найдете пулю. Возможно, с ними вы найдете общий язык. Все-таки он у них был не последний человек. Координатор.
– Остается уповать на это. – Володя поглядел на Дмитро и Миколу. Дело у них пока не ладилось. – Только где я найду этих националистов? Вы сможете меня с ними свести? Хотя бы завтра?
Полковники снова переглянулись.
– Что значит – координатор? – спросил я Фрязина. – Ты выяснил?
– Рабочий секретарь по общим вопросам, – хрипло ответил он.
– Лежи, лежи, не поднимайся, – сказал я, поскольку разговор происходил у него дома, где он лежал с температурой после визита в братскую республику. Его мама отпаивала сына, а заодно и меня чаем с малиной. Я пил этот чай за компанию, хотя сам бы предпочел рюмку коньяка.
– Пулю они нашли, – сказал Володя, с усилием приподнимаясь на локте. – Но требуют пятьсот долларов, как залог, чтобы на время передать эту пулю нам для производства экспертизы.
– Ты объяснил, что им это нужнее, чем нам? – спросил я.
– Да все я им сказал. Слушать не хотят. Я им говорю: у нас две такие пули уже есть. Может, ваша пуля даст нам разгадку. Их нужно сличить, тогда мы узнаем, из какого оружия произведен выстрел.
– Лежи, – вздохнул я.
Где я возьму эти пятьсот баксов? Есть, конечно, конфискованные. Их, как правило, сдают государству. Хотя на время позаимствовать деньги мы все же смогли бы, кабы была гарантия, что украинская сторона возвратит их нам.
Я еще раз посмотрел на привезенный фоторобот. Трудно ожидать, чтобы получилось один к одному. Но похоже, я где-то это личико видел.
– Где-то я его видел, – сказал я Володе. – Тебе он никого не напоминает?
– Нет, – ответил он с сожалением в голосе. – Может, артист какой-нибудь?
– Во всяком случае, голливудский. Мужественное, привлекательное лицо, – сказал я. – Сами-то Дмитро и Микола что говорили?