– Вы неплохо знали Горюнова, – сказал я. – Сейчас он уехал в отпуск. И почему-то на Алтай, где он прежде служил.
– В отпуск? – удивился он. – В такое время года? Разве он уже не отдыхал? Я что-то слышал о его пребывании на Кипре, но, возможно, я что-то путаю.
– Он взял за свой счет, – сказал я. – Так вот я не могу найти концы. Сейчас вы подсказали мне неплохую идею, которую я обязан был высказать сам, – найти кого-нибудь, кто имел бы на Сережу зуб. Ну, вы понимаете меня. На Сережу и на этих, серых кардиналов, как вы уже говорили…
– Хотите, чтобы я вам что-то подсказал? – задумался он. – Сережа со всеми ухитряется иметь хорошие отношения.
– А как он вообще оказался в аппарате Министерства обороны? – спросил я.
– Вы меня перебили, – сказал он, – а времени у нас осталось совсем немного. Так вот, в силу своих определенных качеств, можно назвать это талантом, он обзаводился нужными связями. А поскольку долгое время служил в армии, то среди военных у него немало знакомых. Знаете, есть люди, которые предпочитают оставаться в тени. Это не недостаток честолюбия, это такая склонность. На мой взгляд Сережа относится именно к таким.
– Вы так о нем уважительно рассказываете, – сказал я, поднимаясь с места, поскольку в кабинет уже вошла пожилая, по-домашнему одетая женщина с подносом, на котором стоял металлический судок с крышкой. Чем-то она напоминала самого Бориса Львовича.
– Вы не знакомы? – спросил он, тоже поднимаясь. – Моя двоюродная сестра Роза Львовна. А этот симпатичный молодой человек – мой новый знакомый Александр Борисович Турецкий. Я тебе о нем рассказывал…
Она подошла и что-то громко, но неразборчиво шепнула ему на ухо.
– Да-да, он сейчас уйдет, мы уже все обговорили… Правда, одна еще деталь, если позволите? – Он вопросительно посмотрел на меня.
Я пожал плечами. Деталь так деталь.
– Только глубоко между нами, – понизил он голос.
– Мне выйти? – строго спросила сестра.
– Ни в коем случае! Ты – это я, – прижал он руки к груди. – Что не должен знать я, то никогда не узнаешь ты. Так вот, что-то там произошло между Сережей, к которому, тут вы правы, я питаю некую симпатию, в которой сам до конца не могу разобраться, и молодым Тягуновым. Что-то по линии любовного треугольника. Словом, у Паши Тягунова была очаровательнейшая жена, впрочем, она и есть, но в один прекрасный момент она сбежала с Сережей. Да-да, не удивляйтесь, я сам глубоко удивился, когда услыхал. Но сейчас она… Алла ее, кажется, зовут, да? – обратился он к сестре, которая по-прежнему стояла в той же позиции, держа поднос. – Ты бы пока поставила, дорогая, у тебя уже руки дрожат, – озабоченно сказал Борис Львович, впрочем не выказывая желания помочь ей.
– Если я поставлю поднос, ваш разговор затянется еще на час, – сказала она грозно.
Он виновато посмотрел на меня, чуть заметно показав на нее глазами: мегера, мол, сам не понимаю, как терплю.
– Она сейчас поет в Театре Станиславского, – вдруг сказала Роза Львовна. – Фамилию вернула себе девичью. У нее масса поклонников. Любит ходить по ночным барам. А ее муж, Пашенька, такой славный был мальчик! Но вот пропал в этой проклятой Чечне… Вы это хотели услышать? – спросила она меня. – А то Боря всегда начинает издалека и не знает, как добраться до сути. – И уже ему: – Садись ешь!
Она со стуком поставила поднос на стол и вышла из кабинета не оглядываясь.
Я, поклонившись, вышел в другую дверь. Спускаясь вниз, я вдруг подумал, что сегодня Борис Львович почти не щурился, глядя на меня.
Наверное, успел рассмотреть все, что собирался, еще в прошлый раз. И, судя по всему, остался доволен увиденным.
Итак, мой визит к банкиру Савранскому можно вполне назвать плодотворным. И даже больше того. Появилась некая певица Алла, некогда носившая фамилию своего мужа, то бишь Тягунова. Да и рассуждения Бориса Львовича нельзя назвать безынтересными. Но какое отношение имеет тот же Меланчук к нашим столичным помощникам, референтам и консультантам, сказать трудно. Или телохранитель премьера Турции… Хотя, говорят, тоже доверенное лицо своего шефа. Что-то опять не складывается.
Не ясна идеология киллера. Во имя чего он убивает? И что или кто за этим стоит? Стопроцентный цинизм, но мне уже интересно, кого он застрелит через пару дней, если выдержит свой временной график.
Кстати, последнее убийство мало что добавило к тому, что нам известно. Непонятно, откуда он стрелял, поскольку никто не мог вспомнить, куда был обращен спиной погибший в момент выстрела.
Ясно, что откуда-то издалека и сверху. Но откуда именно?
И кстати, похоже, винтовку в последнее время он уже не меняет. Вторая его винтовка. Уже понимает (или знает?), что были произведены соответствующие баллистические экспертизы и нет смысла менять орудие убийства. Если только не раздобудет новую винтовку…
Кажется, опять несу черт знает что. Значит, следует отвлечься. На что? Или на кого?
А что, если позвонить Светлане? Неловко как-то после того, как она вручила мне пятьсот баксов. Но хоть появился повод. Раньше его не было, сейчас появился.
Я посмотрел на часы. Если она по-прежнему соблюдает свой режим, то сейчас, в третьем часу дня, ей уже пора вставать.
Так и получилось. Не сразу, но ответила.
– Але… – сказала она полудетским голосом, от которого у меня замерло сердце.
– Это Александр Борисович, – сказал я вполголоса, почему-то опасаясь, что Лара может подслушивать наш разговор.
– Здравствуйте! – обрадовалась она. – Почему вы мне совсем не звоните? Вы на меня обиделись?
О Господи… Обиделся. И это о самом поэтичном адюльтере, какой я когда-нибудь переживал.
– Не было повода, – признался я.
– А сейчас появился? – лукавым голосом спросила она.
– Да. Во-первых, я благодарен вам за вашу… помощь нашим правоохранительным органам.
– Что вы, такие пустяки! Я стараюсь всем помогать. Особенно нищим. Меня все за это ругают, особенно мама, но я не могу пройти мимо. Понимаете? Я как увижу ребенка с картонкой, на которой написано: «Я хочу кушать», – не могу устоять. Ведь я вполне благополучная, моя жизнь удалась, да-да, все думают иначе, я понимаю. Вы ведь тоже так думаете, не правда ли?
– Ну что вы… – пробормотал я.
– Но я же чувствую. Даже по голосу. Я думала об этом, когда вы ушли от меня. Люди не понимают, как мне приятно, что доставляю им наслаждение. А кому-то радость… Ведь они так мало это имеют! Но как им объяснить, что, возможно, это мое призвание? Меня никто не хочет понимать. Мама почему-то уверена, что я останусь одна и у меня никогда не будет детей. А мне многие предлагают выйти замуж… А вы мне не предложили.
– Да я как-то… Все-таки у меня семья. Хотя нет никого в мире лучше вас.
– Ну да, все русские так говорят: семья. А я могла бы выйти только за русского. А предлагают только американцы и японцы. Я совсем заболталась… Так что у вас за предлог?