– Такого приказа я не отдам, – сказал Павел.
Главарь протянул ему руку.
– Меня зовут Имай! – сказал он. – Я бы хотел если попасть в плен, то к тебе, если получить пулю – то от тебя. Ты свободен!
– Меня зовут Павел Тягунов. Я майор Российской Армии, – сказал Павел, пожимая его руку. – И желаю, чтобы никто из нас не попал ни к кому в плен или в прорезь прицела. Желаю всем вам вернуться домой.
И чуть покачнулся. Тепловой удар, подумал он, надо устоять. Но его уже подхватили на руки и занесли в ближайший дом. Там дали воды, обмыли и обработали раны.
– Вот мы тебя вылечим, а ты вернешься к своим и будешь убивать наших мужчин? – спросила его на ломаном языке молодая женщина.
– Не суди ее строго, – сказал Имай. – Ее мужа и брата убили. Я сам служил в армии и знаю, что такое долг. Мой приказ останется в силе. Переночуй с нами, утром уйдешь.
– Но может, вам лучше обменять меня на кого-то из ваших? – спросил Павел. – Это будет по справедливости. Это все поймут правильно.
Они снова горячо заговорили, заспорили, поглядывая на добровольного пленника.
– Ты настоящий мужчина, – сказал Имай. – Так и сделаем. Обменяем тебя на воина. Если бы в России и в Чечне все рассуждали, как ты, никогда бы войны не было. Жили бы как братья!
Наверное, писал когда-то стихи, подумал Павел. Вот не ожидал встретить среди них говорящих с таким пафосом. А главное, все с ним согласны.
Все одобрительно кивают. Прямо оперная сцена. Когда-то в оперу его водила Алла.
– Я был учителем русского языка и литературы, – сказал Имай, приглядываясь к Павлу. – Вот что война сделала со всеми. Великий Толстой писал про Хаджи-Мурата, неужели ваши правители его не читали?
…Утром Имай разбудил Павла.
– Вставай, пора ехать, дорогой. Русские согласны обменять тебя. Только если подсунут нам какого-нибудь уголовника, как в прошлый раз, никакого обмена не будет. Я лучше так тебя отпущу.
И как был, в шортах и шлепанцах, вышел в сад, где в глубине среди деревьев стоял старый, обгорелый, покрытый ржавчиной танк Т-55. К его дулу была привязана бельевая веревка, на которой висели выстиранные тряпки.
Хозяин залез в танк, на место водителя. Люк с визгом и скрежетом давно не смазанного металла с трудом повернулся в сторону. Завел двигатель. Сад наполнился синеватым вонючим дымом. Из дома выбежали женщины, замахали руками, но – поздно. Веревка оборвалась, и под крики женщин, на которых Имай не обратил никакого внимания, танк выехал из сада на пыльную дорогу. Павел догнал его и сел на броню. Они ехали по некогда богатой деревне с черепичными крышами, гаражами и металлическими воротами. За ними бежали мальчишки, что-то кричали, улыбаясь, кидали вслед камнями и комьями грязи, стараясь попасть в русского. И вот подъехали к охраняемому несколькими подростками с дробовиками большому сараю. Имай вылез из танка, приблизился, что-то сказал им. Те покачали головами, глядя на Тягунова. Потом нехотя отодвинули железный запор с дверей. Они вошли внутрь, Павел, подумав, вошел тоже. Там было несколько заросших, исхудавших пленных солдат и пара мужичков-бомжей, оборванных, в чем только душа держалась…
Рабы, вспомнил Павел рассказы бывалых. Держат русских как рабов. И при случае обменивают, как пленных, на своих родственников. А после, приглядевшись во тьме, увидел еще одного – офицера, прикованного цепью к стене.
– Мы договорились обменять трех на трех, – сказал Имай Павлу. – Тебя, еще двоих надо подобрать.
Павел молча смотрел на офицера. Он с трудом узнавал его и не верил своим глазам.
– Паша… – пригляделся тот. – Ты? Здесь? Это я, Прохоров. Ваня. Не узнаешь?
Все смолкли, глядя на них. Пацаны, показывающие на бомжей, притихли.
– Он – второй, – сказал Павел Имаю. – Третьего сами выбирайте.
Подростки, услышав это, загалдели, замахали руками, засверкали глазами.
– Не отдают! – сокрушенно развел руками Имай. – Только за доллары.
Охранники, услыхав про доллары, усиленно закивали: да-да, пятнадцать тысяч.
– Паша, лучше не надо, – сказал Прохоров. – Вот возьми мои документы, – он достал их из заднего кармана брюк. – Покажешь нашим. А то не знают, где искать… Лучше возьми с собой этих бедолаг, – он кивнул в сторону бомжей. – Мы тут недавно, попали в засаду… А они по нескольку лет… Все нормально, ты, видно, недавно прибыл?
– Даже до части не добрался, – усмехнулся Павел.
– Никогда не мог представить тебя пленным, – покрутил головой Прохоров. – Словом, передай там… Обменяют или выкупят, какая разница? Машинами они тоже берут. «Фольксваген» или «тоёта» подержанные.
Услыхав про машины, подростки оживленно залопотали: «тоёта», да, «мерседес», да…
– Кормят здесь сносно, – сказал Прохоров. – Охрана с нами делится. Они неплохие ребята в целом. Голову им задурили национальной свободой.
Имай оживленно закивал.
– Да, да, мои ученики, представляешь? Только меня еще и слушаются. Русский язык учить не хотели, только доллары да иномарки на уме. Это для них свобода.
И что– то сказал подросткам. Те послушно кивнули, освободили Прохорова, сняли цепь.
Павел шагнул к нему, и они обнялись.
– Я вытащу тебя отсюда, – сказал Павел. – Сам приду и вытащу!
Они вышли из сарая и обомлели. На броне танка уже сидели старухи с мешками и корзинами. Одна привязывала к буксирному крюку свою козу.
– Ну что мне с ними делать, скажи пожалуйста? – воздел руки к небу Имай. – Только отвернись, они тут как тут. На базар собрались в соседнюю деревню.
И что– то стал сердито выговаривать, размахивая руками. Старухи и не думали слезать. Подняли такой гвалт, что хозяин махнул рукой и поплелся к своему люку водителя.
Но слезть все же пришлось. Неожиданно из-за горы на бреющем пронесся беззвучный штурмовик СУ-27. Старухи посыпались с танка с неожиданной для их возраста прытью и спрятались под ним, как если бы проделывали это уже не в первый раз.
Штурмовик выпустил две ракеты, одну по сараю, другую по танку. По танку промахнулся, в сарай попал. Взрыв разметал бревна и доски, полыхнув огненным букетом. В танк ракета не попала, взорвалась на участке соседнего дома. И только потом на них сверху обрушился рев самолета.
Когда дым и пыль рассеялись, все поднялись на ноги, старухи выбрались из-под танка и увидели разметанный сарай и трупы узников и охраны. Погибли все до единого.
Павел стоял над телом Ивана Прохорова, кусая губы, стараясь заглушить подступившее рыдание.
– Поедем, Паша, – сказал Имай. – Поедем и поблагодарим Аллаха, что оставил нам еще несколько дней этой проклятой жизни! Поедем, нас там долго дожидаться не будут.
Он выбрался из набежавшей толпы односельчан, вывел за собой Павла. Дальше все происходило без особых эмоций. Старухи молча и умело взобрались на танк. И вот так, все вместе, малой скоростью, поскольку бедная коза едва поспевала, двинулись дальше под грохот двигателя и визг несчастного животного.