Фрэнки в голову пришла шальная идейка, и в ее осуществлении этому чуду техники отводилась главенствующая роль.
– Такую уловку совсем недавно придумал один гениальный хаккер, – говорил он, заученными движениями складывая блоки в единое целое. – Ваш, кстати, хаккер, русский. Если бы его не сцапали в Монреале, когда он переводил шесть миллионов долларов со счета какой-то оффшорной компании на свой счет, то до сих пор о его ноу-хау никто бы и не догадывался.
– Ты попроще объясни, – попросил Александр. – Знаешь же, что для меня эти твои винчестеры, дисководы и мегабайты, что темный лес.
– Пожалуйста. Он придумал новый способ передачи и сохранения информации. Сначала вводим данные в компьютер, затем подсоединяем его к видеомагнитофону и записываем данные на видеоленту.
– А разве это возможно?
– Как выяснилось, возможно. Разумеется, с самой видеоленты считать информацию нельзя, такой аппаратуры просто не существует, но если проделать обратную операцию, то пожалуйста вам – распишитесь и получите. Ну чем не тайник? Похлеще стального сейфа.
– А как определить, что информация записана на кассету?
– Методом тыка.
– Ничего себе… – Турецкий обвел растерянным взглядом внушительных размеров видеотеку семьи Делетр.
– Не волнуйся, будем выискивать только те участки пленки, на которых как бы ничего нет – пустота. С чего начнем?
– «Унесенные ветром». – Александр передал Фрэнки первую кассету. – Тебя устраивает?
– Скучновато… – поморщился Джек. – Но когда-то же надо приобщаться к популярной классике!…
Теперь Солонину было не до глобальных обобщений и параллелей. Теперь он не вальяжничал и не предавался лирике. Он должен был нагнать упущенное.
И все же платить таксисту сто долларов он не собирался. Частники просили не намного меньше.
Значит, так – Малинов. Этот человек подолгу, наверное, беседовал с умирающим Циревым. Собственно, план стал раскручиваться раньше. Значит, возможно, его по новой закрутил сам Цирев. Теперь задача проще: узнать, не собрался ли Малинов – а про него Солонин теперь знал все (даже любимые цвета рубашек и марки пива) – продолжить «доброе начинание» бывшего гэбэшника. Если да, под чьим прикрытием? Если нет – не осталось ли других любителей продолжить «доброе начинание»…
– Ну вот, а ты говорил – прощай!
Солонин обернулся. Перед ним стоял старший лейтенант милиции в окружении пяти блюстителей беспорядка.
– А я тебя предупреждал – в моем районе не показывайся, – улыбался щербатым ртом старшой. – Я тебя, сука, предупреждал.
В этот час в Шереметьеве было довольно пусто. Люди бежали, суетились, никому не было дела до того, что милиция остановилась возле какого-то парня и мило с ним беседует.
Все действительно мило улыбались.
– Теперь, козел, ты пойдешь с нами, а если рыпнешься, дырку в башке сделаю.
Старшой показал глазами на собственную руку в кармане кителя.
– Понял?
– Так, – сказал Солонин. – Ты меня достал. И твои придурки тоже. Ну что, поучить вас еще раз? Так вы же… Погоди… У тебя что-то с ухом?
– С каким ухом? – не сразу врубился старшой.
– С левым ухом у тебя что? – внимательно вглядывался в волосатое ухо старшого Солонин. – Эта опухоль у тебя давно?
Милиционеры тоже стали разглядывать ухо своего начальника.
Тот вынул наконец руку из кармана и стал мять свой слуховой орган.
– Да ты не щупай, что ты там нащупаешь, – грубо оттолкнул его руку Солонин. – Дай-ка я. Да не бойся ты, я врач.
Солонин стал осторожно пальпировать за ухом старшого, при этом у него было озабоченное лицо.
– О, старшой, это онкология… Это серьезно. Ты в больницу не обращался?
Старлей затравленно огляделся вокруг – губы у него дрожали.
– Эт-то опасно? Это м-можно вылечить?
– Ну, уже довольно запущено, вот только если в хорошую клинику…
До центра Солонина довезли на милицейском «шевроле». Вел машину тот самый водитель, что когда-то набивал «Икарус» лохами.
Старшой виновато заглядывал в глаза Солонину и поминутно просил прощения. Солонин обещал похлопотать за него в Министерстве здравоохранения.
– Слушай, старшой, – спросил Солонин, – городок художников на «Соколе» – это тоже твой район?
– Нет, это другое отделение, но у меня там начальник в корешах. А что?
– Довези меня туда, приятель.
Когда «шевроле» уехал, Солонин подумал, что старшой и вся его команда – в общем-то неплохие ребята когда-то были… Их и сейчас можно перевоспитать. Только некогда этим заниматься.
И больше он про старшого не думал.
Когда подходил к даче Фридмана, почувствовал какой-то странный укол. Что-то ему здорово не понравилось, что-то очень насторожило. И даже еще раньше насторожило, когда он спросил у старшого, не его ли это район. Солонин предчувствовал нечто плохое.
Зря он отпустил старшого. Дом Фридмана был оцеплен. Милиционеры мрачно стояли у калитки, во дворе, шугали юрких репортеров, на вопросы не отвечали.
– Что случилось-то? – спросил Виктор какую-то девушку с фотоаппаратом.
– Да хирург здесь жил, довольно известный, – ответила она и вдруг спохватилась: – А вы из какой газеты?
– «Пятый уровень», – улыбнулся Виктор.
– Это что-то мелкое, да?
– Совсем незаметное, – кивнул Солонин. – Так что с хирургом?
– А доска ему на голову свалилась. Насмерть.
– Доска? – ахнул про себя Солонин, вспоминая рассказ Фридмана о «счастливчике», который шел мимо стройки.
– Ну не доска – балка, – поправилась девушка. – Дом-то старый.
Виктор резко повернулся.
Нет, «доброе начинание» гэбэшника живет и сеет вокруг смерть.
Когда выносили тело Фридмана, одна рука покойника свесилась из-под простыни. Крепкая рука хирурга. Даже немного грубоватая. А сколько жизней спасла… Вот свою уберечь не смогла.
Дверь вертолета с грохотом закрылась, и мотор начал пронзительно свистеть.
– Череп, а ты летать не боишься? – весело поинтересовался кто-то, стараясь перекричать шум винтов.
Череп, тот самый мужик, который собирался продать Гоше кольцо, уже хотел ответить что-то непристойное, но машину слегка повело вбок и оторвало от земли.
– Лети-им! – радостно закричали бомжи. – Смотри, а вон наши менты!