Это было похоже на снежно-белое, окутанное дымом привидение, которое увеличивалось, закрывая все поле зрения. Нечто огромное и ужасающее…
Марианна хотела закричать. Раскрыла рот, но, как уже не раз бывало в ее кошмарах, не смогла издать ни звука. Ее веки отчаянно боролись с давившей на них тяжестью. А привидение все увеличивалось, немного склоняясь над ней. Молодая женщина сделала отчаянное усилие, чтобы избавиться от парализующего действия наркотика и встать, но подушки удерживали ее, как приклеенные.
И тогда привидение тихо заговорило.
— Не бойтесь, — сказало оно, — я не причиню вам никакого зла, наоборот! Я ваш друг, и вам нечего бояться меня…
Голос был низкий, безжизненный, полный бесконечной грусти, но, несмотря на окружавший сознание Марианны туман, он вызвал из ее памяти другой голос, почти такой же, услышанный однажды из глубины тусклого зеркала, голос человека без лица, который, как и этот, принадлежал привидению. Неужели же призрак ее погибшего мужа в своем трагическом одиночестве последовал за ней до дверей в Азию?..
Но способность мыслить померкла вслед за физической беспомощностью. Глаза Марианны полностью закрылись, и она погрузилась в странный, почти летаргический сон, который, однако, полностью не лишил ее чувства восприятия. Она слышала рядом с собой торопливый разговор на незнакомом языке, в котором как будто узнала растерянный голос Бюлю-ханум и более глухой — еврейки, чередующиеся с низким голосом призрака. Затем она почувствовала, что ее подняли уверенные руки и сделали это без малейшего рывка. Приятный запах защекотал ее ноздри: запах латакие, турецкого табака, смешанный с более свежим и совсем уж неожиданным — лаванды, тогда как ее щека прижалась к ласкающему ворсу шерстяной материи… И Марианна в полубессознательности поняла, что ее уносят…
Снова она ощутила ароматы сада и ночную свежесть, затем легкое покачивание, тогда как державшие ее руки опустили ее на что-то вроде матраса. Ценой неистового усилия воли, как иногда удается спящему, старающемуся вырваться из когтей кошмара, она приподняла налитые свинцовой тяжестью веки и увидела звездное небо и силуэт мужчины с длинным шестом в руках — очевидно, он греб. Приблизилась черная пасть туннеля с поднятой решеткой, чьи заостренные концы напоминали зубы чудовища, а напоенный свежестью воздух уступил место отвратительному запаху тины и гниющих отбросов, в то время как с ближайшего дерева донеслось печальное пение птицы, тут же заглушенное каменными сводами, под которыми тек теперь Соловьиный ручей, уносивший Марианну, ручей-пленник, как и она сама… ручей, не имеющий больше права дышать свежим воздухом, потому что так решили люди, ручей…
Непроницаемая темнота окружала ее теперь со всех сторон, и Марианна, устав бороться, погрузилась в глубокий сон…
Она вынырнула из него с внезапностью вылетевшей на поверхность воды пробки и оказалась в незнакомой, залитой солнцем комнате. Это была великолепная комната, наряженная в шелк с голубыми и сиреневыми разводами, напоминавшая часовню из-за собрания золотых и серебряных икон, покрывавших одну из стен.
Бесполезные при таком освещении свечи горели перед изображениями святых, и, стоя перед их неподвижной шеренгой, какой-то персонаж в черном платье заменял сгоревшие свечи новыми.
По изящным косам, выглядывавшим из-под кружевной вуали, Марианна, сначала подумавшая, что перед ней поп, сообразила, что это женщина. Но весьма внушительная.
Это впечатление создавала не столько высокая худощавая фигура пожилой — что подтверждалось седыми волосами и морщинами — женщины, сколько ее прямая осанка и величественность властного профиля, равно как и строгость эллинских черт.
Когда последняя свеча была заменена и огарки брошены в кожаный мешок, неизвестная взяла трость с золотым набалдашником, стоявшую возле одного из канделябров, быстро перекрестилась и, решительно повернувшись спиной к сияющим изображениям, направилась к кровати, привычно подавляя ярко выраженную хромоту. Она остановилась в нескольких шагах, оперлась обеими руками о трость и со значительным видом посмотрела на Марианну.
— На каком языке вы предпочитаете говорить? — спросила она на горловом, но безупречном итальянском.
— Этот мне вполне подходит, — ответила молодая женщина на своем лучшем тосканском, — если только вы не предпочитаете французский, английский, немецкий или испанский!..
Если Марианна думала поразить собеседницу, похваставшись своими знаниями, ей пришлось быстро сдать позиции, ибо незнакомка съязвила:
— Не так уж плохо! — на этот раз на французском. — Я говорю на них, а кроме того, на шести или семи других языках, в том числе на русском, молдавском, китайском…
— Мои поздравления! — отпарировала Марианна, которая ни за что на свете не хотела показать, что это произвело на нее впечатление. — Но, установив это, сударыня, не покажусь ли я смешной, если спрошу, кто вы и где я нахожусь?
Старая дама подошла так близко, что Марианна ощутила исходивший от нее запах ладана и амбры, и с прежней язвительностью продолжала:
— Вы находитесь у меня. В моем доме в Фанаре, а я — княгиня Морузи, вдова бывшего господаря Валахии. Кроме того, очень рада сказать вам: добро пожаловать!
— Большое спасибо. Это весьма любезно с вашей стороны. Но я очень хотела бы узнать, княгиня, каким образом я пожаловала к вам! Вчера вечером в обществе подруги султанши, знатной турецкой дамы, я приехала к…
— Я знаю, — оборвала ее княгиня. — Но я знаю также, что существуют места, которые женщина не имеет права посещать без разрешения супруга. Вследствие этого вы и попали ко мне, потому что доставил вас сюда — он!
— Мой супруг? Сударыня, вы ошибаетесь! Мой супруг погиб, и я вдова!
Старая княгиня сочувственно вздохнула и в подтверждение своих слов стала постукивать тростью об пол.
— Я думаю, моя дорогая, что это вы ошибаетесь.
Если только княгиня Сант'Анна, супруга князя Коррадо, действительно вы?..
— Да, это я. Тем не менее…
— Тогда согласие восстановлено и я повторяю: Коррадо Сант'Анна привез… скорее, принес вас вчера вечером в этот дом!
— Но это невозможно! — вскричала Марианна, готовая заплакать. — Или тогда…
Ошеломляющая мысль мелькнула у нее в мозгу, но такой невероятной и необычной была ее судьба почти ежедневно после пожара в Селтон-Холле, что Марианна не увидела в ней ничего удивительного. Если она действительно прибыла в это диковинное место в обществе покойного мужа, значит, она сама умерла и эта странная комната и женщина, говорящая на всех языках земли, находятся в потустороннем мире. Ревекка, еврейка, просто отравила ее, и она заснула на земле, чтобы больше не проснуться, если только не в этом своеобразном чистилище, под наблюдением такого малоподходящего ангела. Но кто может похвастаться, что точно знает, как обстоят дела за вратами смерти?
Ее взбудораженное сознание допустило даже, что сейчас дверь отворится перед каким — нибудь святым или другой, бог знает когда исчезнувшей особой, может быть, ее отцом или матерью, когда ее собеседница взяла свечу и протянула ее Марианне.