— Как это?
— Как, как? — оживился Венька. — Молча! Я сижу, потягиваю настойку овсяную, знаешь, в аптеках продают? Дешево и сердито. Ну вот. Пью себе. Вдруг мимо меня кто-то — вжих!.. И сразу же — хрясь! Спускаюсь — Зойка из восемнадцатой. Хорошая такая баба была, что ты! И чего ее вниз потянуло?
— Это с какого этажа? — Стараясь, чтобы голос звучал безразлично, поинтересовалась Аня.
— Да вон, с пятого.
Венька поднял голрву, указывая бутылкой на опаленные огнем окна. Рядом тускло светило окно Светланы Сергеевны.
— Это там, где окна битые?
— Ага.
— А что, она все окна сначала перебила?
Венька смолк и как-то сразу заскучал.
— Пойду я. Что-то холодно. — Он поднялся.
— Эй, мужчина! А шампанского даме? — изо всех сил стараясь придать голосу игривость, произнесла Лаврова. — Вы же хотели меня угостить!
— А ты будешь? — опять оживился Венька. — Класс! Давай тяпнем!
— Давай!
Он наполнил стаканы.
— За соседку мою, Зойку. Пусть земля ей будет пухом! Поехали!
Они выпили.
— А чего она сиганула-то? — закурив, спросила Аня. — Сколько ей лет-то? Молодая?
— Не… Как я. Ну, в смысле, еще о-го-го!
— Спьяну, что ли?
— Не, она не пила, ты че? Она учителкой работала.
— Муж довел?
— Не, она одинокая. Котяра был, да в огне погиб.
— В огне?
Венька запнулся, затем продолжил:
— Ага, в огне. Она, значит, сиганула, а потом в хате пожар. Телик взорвался. Бывают же совпадения! Да ладно, что мы все о ней? Ей уже не поможешь. Ты че здесь сидишь-то одна среди ночи? — Он придвинулся к Ане.
— А-а, к хахалю приехала. Договаривались. А он смылся, гад.
— Так пойдем ко мне, — жарко зашептал Венька. — Может, я не хуже твоего хахаля.
— Это вряд ли, — отстранилась Лаврова. — Я женщина дорогая, тебе не по карману.
— Че это ты так уверена? Может, по карману! Сколько берешь?
— Я валютой беру, понял?
— А золотом? Кольцо возьмешь?
Он сунул руку в карман и вытащил перстень с александритом. Это было кольцо Зойки, доставшееся ей от покойной матери.
— Кольцо возьму.
— Ишь, как зенки вылупила! И голос аж охрип! До чего вы, бабы, продажные, это ужас! Ну, где будем? Давай прямо здесь?
— Ты что? В антисанитарных условиях? Ты за кого меня принимаешь?
Она поднялась, как бы намереваясь уйти.
— Стой! Это я так, пошутил. Пойдем ко мне. Я здесь живу.
— Ванная? Горячая вода?
— Есть! Воду как раз завтра отключат, а сегодня есть! Ну, пойдем, чего стоишь-то?
Едва они вошли в обшарпанную, неубранную квартиру, Венька потянулся к Ане.
— Спокойно, — отстранилась она. — Сначала душ прими.
— А зачем мне? Я и так чистый. Тебе надо, ты и прими. А я к тебе приду, — захихикал он.
— Что это у тебя с рукой? — будто только сейчас заметила Аня.
— А-а, ерунда. Болит, правда, зараза. Но я анестезией занимаюсь.
Он хохотнул и хлебнул прямо из бутылки. Аня чувствовала, что мозг ее заливает какая-то запредельная ярость. Тихо, только не сразу! Терпение!
— А что бинт-то такой грязный? Сепсиса, что ли, не боишься?
— Чего? — испугался Венька.
— Заражения крови. От этого помирают в два счета.
Венька побледнел.
— Ты чего? Кончай пугать! Тоже мне, лекарь!
— Я вообще-то врач.
— Ну да! А я капитан дальнего плавания! Что же ты, врач, по ночам на лавках сидишь? Клиентов снимаешь?
— Дурак ты. Я же сказала, что к мужику приехала. Только он меня продинамил. А я, может, отомстить хочу. И кольцо мне понравилось. Давай перевязку сделаю. А то смотри, два дня — и остеомиелит. Сгниешь ведь заживо.
Услышав ученый термин, Венька перепугался не на шутку. Начал разматывать бинт.
— Чистый-то есть?
— Есть один. На кухне.
— Ну и пойдем туда.
На полу кухни стояла батарея пустых бутылок. Венька выдвинул ящик стола, достал бинт.
— Показывай свою рану.
Когда грязная марля упала на пол, Аня увидела на предплечье обширную открытую рану с клочками кожи по краям.
— Это у тебя ожог, — меланхолично произнесла она.
— Ну да. А что, обжечься нельзя? Ты бинтуй, давай.
— Сейчас. Руки вымою. А ты садись, положи руку на стол.
Она подошла к раковине, подняла с пола бутылку, обернулась и с силой ударила по лысине на затылке. Голова Веньки упала на стол. Из раны показалась кровь. Мужчина не шевелился.
Аня схватила его кисть. Все-таки первый раз подняла она руку на человека и, сколько силы нужно вкладывать в удар, не имела понятия. Пульс прощупывался. Слава богу, не убила!
Оглядевшись, увидела в углу утюг. Обрезав ножом провод, прикрутила руки алкаша к спинке стула.
Откуда в ней взялось все это? Ударить, привязать? Она об этом и не думала. Ненависть застилала глаза. Убедившись, что объект надежно зафиксирован, выражаясь языком экспериментатора, Аня набрала в рот воды, подняла за остатки волос голову пленника и прыснула в лицо. Венька открыл глаза, озираясь, пытаясь вырваться из оков. Но не тут-то было!
— Ты чего, ты чего, чувырла? Ты воровка, что ли? Вот я дурак! Отвязывай, а то такой хай сейчас подниму! У меня наверху соседка не спит. Она мигом… — заверещал он.
— Заткнись! А то ножом порежу!
Для убедительности Лаврова вынула из банки на столе здоровенный разделочный нож.
— Ты что? — прошептал Венька. — Ты не сможешь…
— А ты, сволочь, смог?
— Что смог? — едва вымолвил он.
— Зою убить! Смог, гадина?!
— Я? Ты что… Ты кто?
— Я ее подруга и знаю тебя. Видела, как ты к ней за деньгами ходил. Как она тебя, суку, борщом кормила. И ты за все это, за доброту ее, убил?! — На этих словах Аня задохнулась и сжала нож.
— Я не убивал!!! — закричал Венька. — Ей-богу!
— А откуда у тебя ее кольцо?
— Она мне…
— Подарила? — сухо рассмеялась Аня и вдруг ударила его по лицу.
Голова мотнулась в сторону, клацнули зубы.