Он взвалил клиента на плечо, вышел из гаража.
Нет, только за одно то, что тащишь на себе этот куль с дерьмом, нужно было взять еще тысячу баксов. С этими мыслями Голованов доволок ношу до своего «форда», стоящего на шоссе, в том месте, куда выходила лесная тропка, открыл багажник, предусмотрительно застеленный полиэтиленом, скинул куль. Услышав стоны и всхрюкивание, пошутил:
— Вот, теперь всю жизнь так и будешь на машинах ездить — в багажнике.
После чего снял футболку, завернул в газету, кинул в машину. Маска гангстера легла в карман брюк. Из машины были извлечены рубашка и пиждак.
«Форд» тронулся с места. Водитель выглядел вполне комильфо.
Через сорок минут автомобиль остановился у заброшенного пустыря, в конце которого просматривались плотные ряды девятиэтажек. Голованов опять натянул маску, открыл багажник, вытащил клиента, отомкнул наручники, снял с его головы шапочку, отодрал клейкую полоску ото рта, отчего Скотников взвыл — на полоске осталась большая и, видимо, лучшая часть его усов, — после чего прислонил почти ватное тело к борту машины.
— Стоять можешь? — прошептал Голованов.
Скотников кивнул, оглядываясь.
— Где я? — пробормотал он.
— Возле дома. Сейчас мы с тобой прощаться будем. Стой смирно и смотри мне в глаза. Вот так, хорошо.
Всеволод примерился и врезал Скотникову по скуле. Тот стукнулся затылком о машину, взвыл.
— Это тебе за Зою Филиппову. Это тебе за Виктора Нережко.
Следующий удар в солнечное сплетение заставил Скотникова согнуться пополам.
— А это тебе за Аню Лаврову. — Голованов ударил по шее.
Скотников рухнул носом в землю.
— До свидания, Иудушка, — глядя на поверженное тело, произнес Сева.
Он сел в машину, закурил и тронулся в путь. Пока Скотников, отплевываясь кровью, медленно поднимался, «форд» исчез из виду.
Почти рассвело. Небо было затянуто тучами. Накрапывал дождик. Первое утро на свободе выдалось хмурым. Анатолий медленно побрел домой.
Дмитрий Коробов провел всю ночь в конспиративной квартире. Хозяйка квартиры (да какая она хозяйка? Дура чертова!) валялась в его ногах. Была она избита до неузнавемости. У дверей стоял охранник Алик, заложив натруженные руки за спину. Медведева уже не плакала, не кричала, а тихо подвывала.
Бить ее дальше не имело смысла. Она ничего не помнила. Но в квартире кто-то побывал! И этот кто-то ушел черным ходом. Потому что крюк, закрывавший дверь, был сброшен. Кроме того, кровать в спальне была примята. Рядом с тем местом, где храпела пьяная подружка, на покрывале была отчетливая вмятина. И второй бокал стоял на комоде. Кого она здесь принимала? Кого он спугнул своим появлением?
От пьяной идиотки добиться ничего не удалось. Правда, протрезвела она очень быстро. Если сунуть башку в таз с холодной водой и подержать маленько, хмель улетучивается. Но как ни старался здоровенный Алик, охаживая девку, она ничего не объяснила. Последнее, что помнила Медведева, это то, что они зашли в кафе с Лавровой. И немножко выпили. А потом Лаврова поехала в больницу к маме. У той операция. Позвонили домой Лавровой. Никто не отвечал. Может, и вправду в больницу уехала? Мамаша у нее действительно больна, это известно. А кто был здесь? Может, эта паскуда, которая как-то очень быстро пристрастилась к спиртному, напилась где-то одна, подцепила какого-нибудь мужика и привела его сюда?
— Где же ты, падла, надралась так? И с кем? Кто здесь был? — в который раз крикнул Коробов, а Алик подкрепил вопросы новыми ударами. Бесполезно. И это-то и было самым страшным. Девку чем-то опоили! А между прочим, здесь, в этой хате, его тайник! Как-то слишком уж расслабился он в объятиях юной дуры! Так ведь можно всего лишиться! И Ольга совершенно рассвирепела, когда он попытался продвинуть свою протеже. И, в общем-то, правильно. Богу богово, а слесарю… Короче, пора перевернуть страницу. Хватит…
Девушек у нас на улицах красивых много ходит. Выбор есть всегда.
— Кончай с ней. Чтобы без следов. И потом выйди на Лаврову. Выясни, где она, понял?
— Димочка, Димочка! Прости меня-я, — рыдала девушка, пытаясь поцеловать его ноги.
Он перешагнул через нее и направился к двери. Страница была перевернута.
…Поиски Анны Лавровой, начатые в воскресенье, ни к чему не привели. Дома ее не было. Выставили «наружку». Но за весь день в квартире никто не появился. Положим, она в больнице. Но в какой? Если бы Лаврова сама попала в стационар, найти ее — ноль проблем. Но госпитализирована мать! Не известны ни имя, ни фамилия, ни возраст. Попробуй найди эти данные в воскресенье, когда не работают жилконторы, где можно получить соответствующие сведения.
Все это было доложено по телефону Коробову.
— Ну хорошо, отложим до завтра. А что с этой?
— Все в порядке. Я за город съездил. В лесу так хорошо! Грибочки пошли, — сообщил Алик.
— Ну хорошо, отдыхай, — разрешил патрон.
— Спасибо, Дмитрий Олегович.
Аня действительно находилась в больнице, благоразумно решив не возвращаться домой после исчезновения из квартиры Медведевой. Там ее отыскал по мобильнику Сева и приехал навестить. Они долго шушукались в холле, обмениваясь впечатлениями субботнего дня. Анна была чем-то расстроена, Голованов ее утешал.
— Ты здесь сиди и не рыпайся. Тебя возле дома пасут, — сказал Голованов.
— Я так и думала. А что мне рыпаться? Я уж здесь побуду.
— Вот и молодец. Когда операция?
— Послезавтра.
— Пусть все будет хорошо!
— Пусть!
— Я буду звонить.
— Звони.
— Ну пока!
— Пока!
— Ну, я пошел.
— Иди…
Они никак не могли расстаться.
Весь воскресный день госпожа Скотникова приводила в чувство вернувшегося из изгнания супруга. Отмывая щуплого Таракашу в ванной, обрабатывая раны, обцеловывая синяки, Скотникова все задавала вопросы типа «Что? Где? Когда?», — но ответы мужа не проясняли ситуацию. Наоборот, запутывали.
Если герой-освободитель — посланник Третьяковой, то за что бил? То есть он-то как раз объяснял, за что, вернее, за кого, но это-то и было совершенно непонятно! Словесный портрет господина Михайлова, выданный Гусей, не мог быть никак оценен ее супругом, поскольку перед пленником странный освободитель выступал в роли мистера Икс. Разумеется, звонили фю-рерше на мобильник, но он был отключен, ибо выходные — святая святых бизнеса под названием «приведи трех друзей». И ехать в «Триаду» было бессмысленно. Скотникову с его побитой рожей вообще путь на службу был заказан до восстановления прежнего вида, а женскую половину семьи Третьякова просто отшила бы, как это уже было однажды сделано. Оставалось ждать утра понедельника, когда всесильная и всемогущая станет доступна для своих холопов.