И второй сет начинался как нельзя лучше. Артуру сразу удалось взять одну из подач соперника, и к началу пятого отрезка партии он вел в счете 3:1. Но после четырех сыгранных геймов спортсмены получили небольшую передышку в связи с приведением корта в надлежащее техническое состояние, и отдых, похоже, не пошел Асафьеву на пользу. Правда, первую после перерыва свою подачу он, хотя и с большим трудом, но выиграл. Для победы в матче оставалось взять верх всего в двух геймах, но тут вдруг стала заметна потихоньку подкравшаяся к фавориту усталость.
Что-то будто сломалось в игре опытного теннисиста. Вроде бы он все делал также правильно, грамотно, осмысленно, как и прежде, но на какую-то долю секунды к нужному месту перестали добегать ноги. Рука не успевала поднять ракетку на считаные миллиметры. И мяч летел за пределы корта. Со стороны поначалу и заметно-то ничего не было. Просто выигрывал один спортсмен, а потом стал выигрывать другой. И Артур, проиграв подачу соперника, затем уступил и свою.
Потом и с трибун стало видно, что Асафьев стал играть явно медленнее, будто бы вышел на корт после тяжелого трудового дня. Соперник его выглядел свежее и сумел не только «вытащить» этот сет почти из безнадежного положения, но и выиграть 6:4. Счет по партиям сравнялся.
Артур обессиленно опустился в кресло и шевельнул рукой, сигнализируя, что хочет пить. Из холодильника у судейской вышки ему подали начатую в прошлый перерыв бутылочку минералки. Но и прохладный напиток не принес Асафьеву желаемой свежести. Спортсмен обвел взглядом трибуны, на которые словно опустился странный мерцающий туман. В ложе для почетных гостей смутно различил переживающую супругу, огорченно прижавшую к щекам кулачки. Но она ничем не могла помочь мужу.
Асафьев обреченно вздохнул и с трудом заставил себя подняться из кресла.
В третьем сете Артур был просто неузнаваем, он словно засыпал на корте. Публика неистовствовала и громко свистела, несмотря на неоднократные предупреждения судьи-информатора. Но зрителей можно было понять. Их любимец не летал, как недавно, по корту, а медленно ходил, часто промахиваясь по мячу. В последнем сете он уступил Баркову с разгромным счетом 0:6. Так «золотой мальчик» Асафьев не проигрывал даже самым именитым соперникам с начала профессиональной карьеры.
— Я не жалею тебя, Арик. Я тебе сочувствую, — от крика мужа Ариадна съежилась, но по-прежнему загораживала путь к машине. — Ты же сейчас сам на себя непохож.
Супруг, которого собственная вспышка гнева немного взбодрила, осторожно, но решительно взял Ариадну за плечи и просто отставил в сторону. Так же безучастно, будто шкаф передвинул.
— Садись, поехали. Говорю же: перенервничал, почти всю ночь глаз не сомкнул. Дома отосплюсь, и все пройдет.
Ариадна открыла рот, чтобы возразить, но, взглянув на мужа, только рукой махнула. Обошла широкий желтый капот, открыла дверцу и, уже утопая в пассажирском кресле автомонстра, негромко произнесла:
— Элемент не засчитан, Асафьев. Но соревнования не закончились. Ты теперь только не гони, ради бога.
«Порш», утробно урча, отполз от стоянки, вальяжно вырулил на Щепкина, рыкнул и исчез, оставив вместо себя лишь облачко расползающегося на ветру сизого дыма.
Ехать было неблизко, но этот привычный маршрут Артур мог бы преодолеть и с закрытыми глазами. Однако, свернув с Садового кольца на Новый Арбат, водитель с удивлением понял, что его веки действительно смежились. На мгновение. Вздрогнув, Асафьев вытаращился и часто похлопал ресницами, возвращаясь в действительность. Лихо обогнул ползущий «Мерседес», покосился на жену, которая одной рукой придерживала живот, а второй вцепилась в ручку дверцы так, что ногти побелели. Окаменев, она пристально вглядывалась в ветровое стекло. Его мгновенной слабости вроде бы не заметила.
— Боишься? — Сам обеспокоенный снова навалившейся сонливостью, Артур решил завязать разговор. — Ладно, я сброшу чуток.
Он убавил скорость до сотни с небольшим. Медленнее такая машина ездить просто отказывалась. Даже инспектора дорожной службы не поняли бы.
— Ты прости, что я грубовато с тобой. Сама понимаешь — не до сюсюканий.
Вторая половина осталась безучастной.
— Нет, правда, очень обидно. Помнишь, на свадьбе меня про Кольку спрашивали? Я тогда сказал, что физически парень слабоват. А сегодня шестнадцатилетний пацан меня именно «физикой» сделал.
— Не помню, Арик.
— Ну как же? В зале с пингвинами. Когда еще про олигархов распинался этот… твоя бывшая пассия.
— Пашка? — Ариадна рассмеялась. — Да я же тогда еще школьницей была. А он в институте…
— Ты же говорила — одноклассник, — с подозрением в голосе вспомнил муж.
— Да? Не так. Одношкольник. — Ариадна уже улыбалась, заметив, что муж ревнует ее к прошлому. — Он старше был года на три или четыре. Да какая разница?
За окном мелькали огни Кутузовского проспекта. Час пик уже прошел, пробок на дорогах не было, и это позволяло надеяться, что супруги скоро будут дома. Ариадна успокоилась: муж отвлекся от мыслей о проигрыше, не несется сломя голову, да и ехать совсем немного оставалось. Вот уже и Рублевское шоссе. Справа — Крылатское: места, знакомые с детства. Совсем скоро будет поворот на улицу Лесной поселок, где в укромном уголке Серебряноборского лесничества пряталось от посторонних глаз небольшое уютное гнездышко молодоженов.
Женщина повернула голову направо, вглядываясь в глубь Осеннего бульвара, где мерцали огни ближайшей к ним станции метро, сложила руки на животе, и ее улыбка стала еще шире.
Ей повезло. Она умерла счастливой.
В ворота Турецкий въезжать не стал. Он недолюбливал здание, в котором было расположено его стационарное рабочее место, предпочитая более свободную обстановку. И старался лишь только для инструктажей своей группы да прочих официальных мероприятий появляться на Большой Дмитровке. А вызов к начальству, как ни крути, был мероприятием самым что ни на есть официальным.
Припарковался он, проехав по улице чуть дальше входного портика, остановив свой «Пежо» точно под знаком «Остановка запрещена». Когда много лет назад «важняк» сделал так впервые, его пытался оштрафовать автоинспектор, но Турецкий сумел, не предъявляя документов, уболтать сержанта, что он в такой ситуации нарушил правила только наполовину. На ту половину машины, которая стояла в зоне действия знака. Разрешенная зона парковки забита машинами, встать негде, вот, мол, он и нарушает вынужденно, но, как видите, старается уменьшить нарушение единственным доступным ему способом. И предложил оплатить половину штрафа за половину квитанции. Сержант развеселился и вовсе не стал штрафовать нарушителя. Потом вся патрульная служба узнала, кто именно паркуется под этим знаком, и оберегала синего «француза» от чрезмерно ретивых эвакуаторщиков.
Пройдя мимо традиционных пикетчиков, которые, казалось, и ночевали под дверью, на которой висела эмблема со щитом и перекрещенными мечами, Турецкий почувствовал себя на работе.