Прощение славянки | Страница: 21

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Маленький диванчик в номере Турецкого уступили дамам, и те комфортно устроились напротив Турецкого и Яковлева.

– Если бы не Огородников, вряд ли мы имели бы счастье вот так, в тесной компании, обсуждать наши дальнейшие действия, – пытался пошутить Турецкий. Но по серьезным лицам коллег понял, что шутка не удалась.

– Никогда не думала, что здесь возможна такая плотная слежка, да еще за первым помощником генпрокурора! – Галя Романова выразила общее мнение.

– Связь местной прокуратуры и бандитской группировки прослеживается совершенно очевидно. – Володя Яковлев теребил пачку сигарет, но так и не закурил. Все были настолько взволнованы рассказом Турецкого, что отбросили обычные шуточки и взаимные подколы.

– Ну, слава богу, я жив-здоров и даже относительно спокоен, – утешил их Турецкий. – Мы уже обсуждали с Иваном эту ситуацию и пришли к заключению, что вышли они все-таки на меня. Из этого следует сделать вывод, что Огородников пока вне их поля зрения. Значит, мне с ним контакты надо на какое-то время сократить, а заняться этими делами вам. То есть войти в контакт и с ним, и с его агентом Зорге. Он пока вполне дееспособен, от дел не отстранен, более того, после операции с мэром и Жбановым его Певцев из Красноярска опять отозвал. Он звонил Огородникову по мобильной связи, объявлялся. По этому поводу есть некоторые ориентировки. Прежде всего это касается Гали и Володи. Только, ради бога, будьте предельно осторожны. От вас зависит жизнь Зорге. Нам надеяться не на кого, только с их помощью можно распутать это дело. Беда в том, что с местной прокуратурой у нас теперь дорожки врозь. Прокурор и заместитель обо всех наших следственных шагах сообщат Певцеву. Следовательно, информация тут же поступит к Сатановскому и Самарину. Вот, блин, ситуация. Приезжаешь помогать прокуратуре раскрыть убийство по их же приглашению, а они, выясняется, в этом вовсе и не заинтересованы. Наоборот, всячески препятствуют. Но фигу им, мы тоже не лыком шиты. Они нас еще не знают! – Турецкий говорил жестко, но голос не повышал, памятуя об осторожности. «Жучки» они с Яковлевым отыскали, заинтересованные лица понатыкали их аж в пяти местах. Но без всякой фантазии. Видимо, не рассчитывали, что Турецкому придет в голову их разыскивать. Но после совещания и прений придется их восстановить. Чтобы не вызывать подозрения. Пускай думают пока помощники Певцева, что им удается обыгрывать заезжих оперов.

– Тебе, Света, поручается ответственное задание – допросить судмедэксперта Веру Лапшину. Надо понять, чем ее подкупили и почему она составила явно ложный акт экспертизы.

В номере негромко играла музыка, по телевизору показывали концерт из Москвы. Юные дарования, которых штамповали на «Фабрике звезд», одинаковыми голосами пели очень похожие песни. Но приходилось мириться с музыкальным фоном.

Турецкий вспомнил даму с искусственными зубами, и его передернуло. Да что ж за люди такие, которые за деньги готовы пойти на всякую низость?

Обсудили дальнейшие шаги, и Турецкий позволил всем расслабиться.

– Ну давайте, отводите душу, а то потом в номерах не поговоришь.

– Что ж нам теперь, на улице мерзнуть? Придется планерки на морозе устраивать, – недовольным тоном констатировала Светлана.

– Необязательно. Будем по очереди наши номера готовить к собраниям. Так же капитально, как нынче мой.

– Да-а, представьте, девушки, мои ощущения, когда Сан Борисыч ввалился ко мне и заявил: «Я – у себя, только не приходи, я спать буду». А сам мне записку тычет: «Сбор через десять минут».

– Ну надо же было создать видимость, что я один буду в номере, чтобы они не удивились тишине. Ведь по расчетам Певцева и его команды я должен был вас всех собрать и с гневом доложить, как я с каким-то дедом обсуждали то-то и то-то, а потом за нами была слежка, бандюки открыли стрельбу, но мы ее, хитрецы такие, пересидели там-то и там-то. А теперь пусть ломают голову, где я с вами устраиваю планерки. Ну ладно, если вопросов нет, давайте по койкам, а то у меня сегодня столько впечатлений было, голова кругом идет. Выходить по одному.

Комната опустела, Турецкий запер дверь, ключ оставил в замке, повернув его на пол-оборота, и повесил на ручку двери стул, зафиксировав его по диагонали, как рычаг. Если кто-то надумает его навестить, без шума не обойтись. Восстановил все «жучки» и позвонил в Москву. Как там его ревнивая жена? Ест себя поедом или остыла немного? Он очень рассчитывал услышать ее родной, нежный голос, но трубку долго не поднимали, наконец послышался заспанный голос Нины.

– Ой, папуля! – сразу проснулась она, заслышав его голос.

– Нинуля, солнышко мое, прости, что разбудил. Как дела? Как школа? Какие оценки? Как твой Дима? – засыпал ее вопросами любящий отец.

Ответ был конкретный, Нинуля вообще не любила распространяться о своих делах. Как будто она работала в секретных органах. Сказывалась отцовская школа.

– Все хорошо, школа на месте, оценки разные. Дима сволочь. Я с ним не разговариваю.

– Нинуля, доченька, да что же ты так выражаешься? – ужаснулся отец.

– Обычная женская оценка, мужики другой не заслужили.

– Ну вот еще, – вконец огорчился папаша. Кого-то его дочь очень напоминала. – Что же он натворил, бедолага? – Турецкий уже заранее был полностью солидарен с юным мужчиной Димой – симпатичным неглупым парнем, спортсменом и немного музыкантом. Он наигрывал на гитаре и что-то сочинял несусветное. Но абсолютно безобидное.

– А не фига смотреть по сторонам, когда со мной гуляет. А то глаза врастопырку, чтобы ни одной дуры не пропустить. А они и рады, готовы ему на шею вешаться, – прорвало Нинулю, и она принялась жаловаться, что было ей совсем не свойственно.

«Елки-палки! Так это у них наследственное – ревность и тут же злоба!» Турецкий совсем приуныл.

– Нинуля, детка, – попытался он ее утешить, – все друг на друга смотрят. Ты что, не смотришь на ребят?

– Конечно, смотрю! – возмутилась Нина. – Но я смотрю иначе. Поглазела и пошла дальше. А он оглядывается! И меня не стесняется! Можно такое терпеть?

– Можно, если любишь, – твердо сказал опытный ловелас Турецкий.

– Ты думаешь? – В голосе дочери Турецкий услышал сомнение. Значит, еще не поздно. Может быть, юный ценитель женской красоты будет прощен.

– Позови-ка мне мамулю, а сама ложись спать, и пусть тебе приснятся хорошие сны.

– А мамули нет. Она еще не приходила.

– Как это нет? А где она?

– На концерт пошла, потом собиралась в ресторане посидеть.

– А с кем, не знаешь? – спросил осторожно Турецкий, чтобы дочь не догадалась по его тону, что он элементарно ревнует жену к неизвестно кому.

– Она говорила, да я забыла. У меня неприятности, могу я забыть? – опять взбеленилась дочка.

– Можешь, можешь, – успокоил ее Турецкий. – Ну хоть намекни, не можешь же ты так напрочь забыть? Хоть на какую букву.