– То есть вы хотите сказать, что он же и киллер, он же и чистильщик?

– Так точно!

– Не слишком ли много для одного дяди с домотканым кастетом? – послышался насмешливый голос из-за стола, однако Яковлев будто не слышал этой подначки в адрес капитана и уже снова обращался к Майкову:

– Ваш вывод? Я имею в виду упоминание про дядю с «домотканым кастетом».

– Мосластый, товарищ генерал. Больше некому.

– Ну что ж, Мосластый так Мосластый, – кивнул Яковлев. И, уже обращаясь к Бойцову: – Что у нас по Чехову? Удалось прояснить, с какого мобильника звонили в тот вечер Тупицыну?

Теперь пришла очередь вздыхать шефу убойного отдела. Вздыхать да руками разводить, будто это он, полковник Бойцов, был виноват в том, что звонок этот был сделан не с мобильного телефона, а из таксофона.

– Выводы? – довольно резко произнес Яковлев, когда Бойцов доложил об этой неудаче.

– Вывод пока что один, товарищ генерал, и он подтверждает то, о чем только что говорил капитан Майков. Даже здесь, в Чехове, убийца Тупицына не оставил следов. Он знал или догадывался, что будут пробивать все последние звонки, которые поступили в тот день на мобильник Тупицына, и звонил поэтому не с мобильника, что было бы вполне естественно, а из таксофона в Чехове. И, плюсуя все то, что мы имеем на сегодняшний день, с полной уверенностью можно сказать одно: мы имеем дело с многоопытным, умным и жестоким профессионалом.

– Который... – негромко, как бы про себя, подсказал хозяин кабинета, и эту подсказку мгновенно уловил Бойцов.

– У которого что-то не срослось в изначальной задумке, и он должен сделать еще один шаг.

Замолчал было и хмуро произнес:

– Не исключаю, что будет еще одно убийство. Когда Ирина Генриховна услышала последнюю фразу Бойцова, она даже вздрогнула невольно.

«Еще одно убийство?!»

В голове закружился вихрь наслоений, и она попыталась сопоставить то, что удалось накопать Голованову с Максом, с теми словами начальника убойного отдела МУРа, которые сотней раскаленных молоточков отозвались в ее сознании.

«Съемка Толчева и те записи Дашкова, которые он делал к репортажу Юры, который должен был стать информационной „бомбой“. Да, конечно, его съемка. Уже нет сомнения, что этот самый Мосластый именно ее искал в мастерской Юры. Но, так и не найдя ее...»

Вывод напрашивался сам собой.

Не найдя этой съемки на рабочем столе Толчева в его мастерской и зная, что он не мог держать подобный материал в редакционном столе, он догадается, где он может храниться, тем более что он, судя по всему, уже знает о семейных перипетиях Толчева.

«...Он должен сделать еще один шаг, и я не исключаю, что это будет еще одно убийство».

Эти слова Бойцова тяжелым камнем осели в ее сознании, и она невольно покосилась на начальника убойного отдела. Она верила ему как профессионалу и теперь уже не сомневалась, что именно так все и будет.

На ее волнение, видимо, обратил внимание Яковлев и негромко спросил:

– Ирина Генриховна, хотите что-то добавить?..

...К концу несколько затянувшегося оперативного совещания, как и было обещано Майковым, пришел сравнительный анализ крови Германа Тупицына и тех нескольких капель, что обнаружили на полу в большой комнате мастерской Юрия Толчева.

Ничего общего между ними не было.

И если еще кто-то из офицеров, присутствующих на оперативке, сомневался в том, что в мастерской Толчева на момент разыгравшейся там трагедии находился кто-то четвертый, кроме Германа Тупицына, Марии и Юрия Толчевых, то теперь все сомнения отпадали.

Когда совещание закончилось, Яковлев попросил задержаться на пару минут начальника убойного отдела. И когда в кабинете остались только они вдвоем, произнес устало:

– Попробуй переговорить с судмедэкспертом, который проводил первичный осмотр трупов на Большом Каретном. Я имею в виду Толчева. С глазу на глаз поговори. У меня такое впечатление, что Толчева сначала вырубили ударом все того же кастета по голове и только после этого, уже бесчувственного... Короче говоря, нужна истина.

Глава восемнадцатая

Довольно удачно вписавшись в «зеленую волну» и проскочив очередной светофор, что было еще большей удачей в это время суток, Голованов выскочил на Профсоюзную улицу и вдруг почувствовал, как ворохнулось что-то тяжелое в голове и сознание стало заполнять пока что неосознанное чувство тревоги. Впрочем, даже не самой тревоги, как таковой, а токи тревожных импульсов, столь знакомых ему по Афганистану. И он ругнул себя шепотком, решив, что подобным образом напоминает о себе не только боевое прошлое, когда эти самые импульсы спасали его от верной гибели, но и близкое будущее, старость, когда, если верить, конечно, словам особо продвинутых психотерапевтов, вы все чаще и чаще будете неосознанно переживать то, что недопереживали, оказавшись в засаде.

«М-да, – решил он, – видать, не дураки все те же америкашки, которые после пребывания в горячих точках планеты проходят самую настоящую и довольно длительную реабилитацию, а не ту чисто формальную, которая укоренилась в России».

И еще он подумал невольно о том, что и горячие точки у америкашек далеко не те, что у российского спецназа того же ГРУ Министерства обороны, бывшего КГБ или нынешнего ФСБ. Им бы, орлам да соколикам, в нашу шкуру, они бы и от всех страховок да привилегий отказались, лишь бы не служить. А то... зеленые береты, квадратные челюсти, пудовые кулаки... Плюнуть да растереть по сравнению с жилистым и выносливым, как три дюжины чертей, русским мужиком.

Размышляя обо всем этом, да еще о том, что пора бы уже и родному государству поумнеть малость, он надеялся, что ощущение накатывающей опасности отпустит так же спокойно, как и зацепило, однако в мозгах продолжал звенеть тревожно крохотный звоночек опасности, и он ничего не мог с этим поделать.

Подумал было, что навеяло что-то после очередных «Новостей» по «Маяку», однако там вроде бы ничего такого не передавали, что могло бы переключить его подсознание на «тревожную кнопку», и он, решив в конце концов, что подобным образом напоминает о себе дорога, уже более сосредоточенно всмотрелся в лобовое стекло и покосился на зеркальце заднего обзора.

Впереди было более чем спокойно, машины шли метрах в десяти друг от друга, да и позади него обстановка была далеко не аварийная.

Десятая модель «Жигулей», «Хундай Акцент», «Мерседес» и чуть позади этой троицы – «БМВ», причем три машины светло-серого цвета, и только «бумер» цвета спелой вишни.

Еще раз мысленно выругав себя и вроде бы немного успокоившись, он свернул у метро «Калужская» в сторону Севастопольского проспекта, чисто автоматически покосился на зеркальце заднего обзора и вдруг почувствовал, как в его мозгах уже загудело тревожным набатом.