В нескольких шагах от лестницы на помосте стоял настоящий гигант со скрещенными на груди руками, с нагайкой за поясом, наблюдая за экзекуцией. Он был крепкого телосложения, одет в синий мундир с золотыми эполетами, а его властное лицо выдавало примесь азиатской крови. В неопределенного цвета глазах сквозила холодная жестокость.
Толпа молчала, не проявляя ни радости, ни других чувств. Но, попав в нее, Марианна поразилась выражению лиц этих людей. На всех без исключения горела ненависть, можно сказать, сконцентрированная. И это возмутило молодую женщину.
— Из какого дерева вытесаны эти люди? — промолвила она вполголоса. — Враг у их ворот, а они глазеют, как бьют беднягу!
Внезапный толчок локтем в бок заставил ее замолчать. Автором его оказался не один из ее друзей, а пожилой мужчина с приветливым лицом, одетый по старинной моде очень просто, но изящно, с длинными волосами, связанными на затылке черной атласной лентой, красиво оттеняющей их серебро. Поскольку Марианна смотрела на него с удивлением, он слегка улыбнулся.
— Будьте более осмотрительной, сударыня, — прошептал он. — Французский язык здесь очень распространен.
— Я не говорю по-русски, но если вы желаете, мы можем объясниться на другом языке, английском, например, или немецком…
На этот раз почтенный дворянин, ибо старик, безусловно, был им, широко улыбнулся, потеряв при этом часть своего очарования из-за отсутствия нескольких зубов.
— Неизвестный язык возбудит любопытство. Это об английском. Что же касается немецкого, то его русские ненавидят со времен Петра Третьего.
— Ясно! — сказала Марианна. — Тогда продолжим по-французски, если только, сударь, вы согласны удовлетворить мое любопытство. Что сделал этот несчастный?
Незнакомец пожал плечами.
— Его вина двойная: он француз и осмелился радоваться, узнав о приходе армий Бонапарта. А до этого он был человек известный и даже уважаемый за его кулинарный талант. Но эта оплошность его погубила.
— Кулинарный талант, сказали вы?
— Конечно. Его зовут Турнэ. Он был главным поваром у губернатора Москвы, графа Ростопчина, которого, кстати, вы видите здесь, лично наблюдающего за наказанием. К несчастью для его спины, у Турнэ оказался слишком длинный язык…
Охваченная бессильным гневом, Марианна сжала кулаки. Неужели оставаться так и смотреть, как в лучах заходящего солнца избивают человека, соотечественника, виновного только в верности императору? К счастью, у нее не было много времени на размышления.
По приказу Ростопчина потерявшего сознание и покрытого кровью несчастного повара отвязали, чтобы отнести во дворец.
— И что ему грозит? — спросил Жоливаль, который подошел к Марианне и следил за диалогом.
— Губернатор объявил, что завтра его сошлют в Оренбург, где он будет работать на шахтах.
— Но он не имеет на это никакого права! — возмутилась Марианна, снова забывая об осторожности. — Это человек не русский. Просто гнусно обращаться с ним, как с провинившимся мужиком.
— Его также посчитали шпионом. Собственно говоря, этот бедняк Турнэ, о судьбе которого я так жалею, ибо он настоящий мастер, является козлом отпущения.
Теперь, когда великая битва закончена, Ростопчин старается показать народу, как он беспощаден ко всему, что в какой-то степени касается Бонапарта.
Уже второй раз старый дворянин употребил это имя, и повторение натолкнуло Марианну на мысль, что перед ней, по всей видимости, один из тех закоснелых эмигрантов, которые дали обет не возвращаться во Францию, пока там царствует Божья напасть — Наполеон.
Так что некоторая осторожность была необходима. Тем не менее Марианна не могла укротить желание узнать побольше.
— Вы упомянули… великую битву?..
Старик широко раскрыл глаза, взял висевший под жабо на черной бархатной ленте золотой лорнет, приложил его к кончику носа и с изумлением посмотрел на молодую женщину.
— Да что вы! Однако, милая дама, с вашего разрешения позвольте спросить, откуда же вы явились?
— С юга этой страны, сударь, точней говоря — из Одессы, где я пользовалась гостеприимством герцога де Ришелье…
Она добавила еще несколько туманных фраз, на которые, впрочем, ее новый знакомец не обратил внимания. Имя Ришелье покорило его окончательно, и он проникся симпатией к этой красивой женщине, в которой признал одну из себе подобных. Поэтому он стал более многословным и после того, как Жоливаль представился, оставив остальных в ранге слуг, проявил себя просто неиссякаемым.
Назвавшись господином де Боншаном, он рассказал путешественникам о том, что произошло пять дней назад в тридцати пяти лье от Москвы на Бородинском поле, находящемся на правом берегу Кологи, притока Москвы-реки: русская армия, которая по мере продвижения Великой Армии словно растворилась в реках и озерах, решилась показаться и дать бой, чтобы попытаться помешать противнику войти в столицу Древней Руси. Дорогу преградили редутами, и произошел ожесточенный бой с ужасающими результатами, если верить стекающимся со всех сторон раненым.
— И кто же выиграл сражение? — спросил Жоливаль с нескрываемым нетерпением.
Старый дворянин грустно улыбнулся.
— Власти сообщили, что русские. Ведь царь заменил Барклая-де-Толли стариком Кутузовым, возлюбленным сыном победы, и никто не сомневался, что может быть иначе. Тут неподалеку даже служили благодарственный молебен… но раненые рассказывают другое: они говорят, что армия отступает, следуя за ними, и Бонапарт приближается к Москве. Завтра… или послезавтра он будет здесь. И вот, узнав об этом, все, кто имеет возможность, покидают Москву. Отсюда и царящий в городе беспорядок. Ростопчин тоже уедет, он говорил об этом, но пока он ждет Кутузова, чья армия должна пересечь город, отходя на Казань.
Ощущавшей на себе мрачный взгляд Язона Марианне удалось остаться верной избранной ею роли и сохранить спокойствие, слушая эти наполнившие ее радостью новости. Тем временем Жоливаль с самой изысканной учтивостью выразил старику благодарность и попросил, если это его не затруднит, указать какую-нибудь гостиницу, на что тот согласился проводить их. Эта просьба немедленно вызвала протест Язона.
— У нас нет никаких оснований оставаться в этом городе, особенно если сюда идет Бонапарт! Пока не наступила ночь, нам надо выбраться на дорогу в Санкт-Петербург, где найдется почтовая станция или постоялый двор!
Г-н де Боншан навел на него свой лорнет и посмотрел с возмущением и изумлением на бородатого мужика, по всей видимости слугу, который посмел не только говорить по — французски, но и высказать свое мнение. Считая недостойным для себя ответить этому наглецу, старый дворянин только пожал плечами, повернулся к нему спиной и обратился к Жоливалю:
— Все улицы забиты каретами и повозками, да еще новые прибывают с запада. Вам не удастся выбраться отсюда до ночи, но в Китай-городе, чьи стены вы видите отсюда, вы найдете, где остановиться, хотя бы у…