Кто и по каким критериям определяет объекты ликвидации?
И кто может гарантировать, что подобные методы борьбы не ввергнут страну в пучину тотального террора, как в тридцать седьмом году?!
Для ответов на эти вопросы информации было слишком мало. Информации всегда недостаточно. Да и много ли можно надумать, сидя в тиши лубянского кабинета? Теперь, как никогда прежде, генерал нуждался в помощнике, которому мог бы поручить любое, самое деликатное задание, в исполнителе, которому доверял бы всецело и безоговорочно: в сборе информации и в осуществлении оперативных мероприятий.
Такой человек у него был!
С силой впечатав окурок в пепельницу, Богомолов потянулся 'к перекидному календарю и, прошуршав страницами назад, остановился на девятом октября, пятнице.
«Прилетает С. Гов.» — значилось под этой датой.
Константин Иванович улыбнулся каким-то собственным мыслям, придвинул к себе телефон и, едва набрав номер, услышал знакомый голос:
— Слушаю.
— Савелий? Здравствуй, дорогой. Когда прилетел со своего Кипра?
— Еще в пятницу утром, — послышалось из трубки.
— Как Вероника?
— Учится. Наверное, месяца два видеться не будем. А то и больше. — В голосе собеседника прозвучала печаль.
— Значит, холостякуешь? А что мне не звонишь?
— Да вот с Андрюшей Вороновым решили на рыбалку смотаться. Чего в Москве сидеть, этими кислыми физиономиями любоваться?
— Неужели на рыбалку? — не поверил Богомолов. — Так холодно ведь!
— Если есть клев, настоящий рыбак никогда не станет жаловаться на погоду!
Судя по жизнерадостным интонациям абонента, Богомолов справедливо решил, что рыбалка наверняка удалась.
— Савелий, извини, что я тебя беспокою. Встретиться надо, — поджал губы Богомолов.
— Когда? Где? Что-то важное? — сразу же посерьезнел собеседник.
Хозяин кабинета взглянул на часы.
— У меня сейчас совещание намечается… Позвони на мобильный часика через три. Надеюсь, к этому времени освобожусь. Сможешь?
— В девятнадцать пятьдесят пять? — по-военному точно переспросил Савелий.
— В двадцать ноль-ноль, — округлил Богомолов. — Номер мой, надеюсь, еще не забыл?
— Обижаете, Константин Иванович! Разве могу я забыть ваш номер? Да и вас самого…
В дождливые осенние дни огни окон и витрин, рано зажженные бесчисленные фонари расплывчато отражаются на асфальте московских проспектов, бульваров и улиц. Над бездной этих отражений, точно по глубоким черным каналам, с шуршанием проносятся автомобили, разбрасывая на тротуары грязные брызги. Бегут, крутятся, сталкиваются у дверей магазинов, закусочных и станций метро набрякшие влагой зонтики. Дождевая мгла отдает сыростью, плесенью, бензиновой га-оью и мокрой листвой, серое небо сочится холодной влагой. Мерцают огненные блики рекламы, призывающей обнищавших граждан ходить в рестораны, отдыхать на курортах Таиланда, смотреть японские телевизоры и кататься на американских джипах.
В такие минуты кажется — так было прежде и будет всегда, и не плавила асфальт летняя жара, и не висело над Москвой незамутненное облаками небо, и не гуляли молодые мамы с нарядными детишками в парках, не работали праздничные аттракционы, а пляжники не жарились на берегу Москвы-реки…
Серо, тускло, уныло…
Лишь проститутки, выстроившиеся вдоль Тверской, дежурно улыбаются водителям притормаживающих машин. Им не до капризов природы, не до воспоминаний о безвозвратно ушедшем лете. Они работают. Их много, а клиентов с лишними деньгами мало — предложение явно превышает спрос. Вот и приходится мерзнуть на октябрьском холоде в обтягивающих мини-юбках, во всех ракурсах демонстрируя предлагаемый товар, вот и приходится торговать этим товаром по откровенно демпинговым ценам, вот и приходится улыбаться опостылевшим клиентам, которые давно уже все на одно лицо. И не только лицо…
Невысокий мужчина в длинном черном пальто, выйдя из здания телеграфа, осмотрелся по сторонам, скользнул взглядом по электронным часам, потом посмотрел на свои наручные «командирские» — большая стрелка, оторвавшись от цифры «II», медленно и почти незаметно поползла вверх, маленькая почти коснулась цифры «8» — и пробормотал негромко:
— Еще четыре минуты…
И чтобы не мешать входящим и выходящим из дверей, отошел в сторонку, на ходу доставая из кармана черную коробочку мобильника, вытянул антенну.
Казалось, во внешности этого человека нет ничего примечательного.
Коротко стриженные светло-русые волосы, глубоко посаженные прозрачно-голубые глаза, спокойная, уверенная манера держаться. Однако рельефный шрам на щеке свидетельствовал о том, что мужчине довелось побывать в переделках, а пронзительный, словно придавливающий взгляд говорил о несокрушимой воле и мощной внутренней энергии.
Это и был тот самый Савелий Кузьмич Говорков, которому три часа назад названивал генерал ФСБ Константин Иванович Богомолов…
Бывают люди, которых называют только по имени и фамилии: Вася Петров, Петя Николаев, Коля Васильев. Таких большинство.
Бывают люди, к которым принято обращаться исключительно по имени-отчеству: Иван Иванович, Юрий Михайлович, Борис Абрамович.
Немало и таких, к фамилиям которых обычно прибавляют слова «товарищ» или «господин».
Однако встречаются и те, кто откликается исключительно на клички:
«Слышь, Шнурок, мотай за пивом!» или: «Утюг, на нас тут конкретно „наехали“!».
Но уж если к человеку за его неполных тридцать три года обращались и по имени, и по отчеству, и по воинскому званию, если у такого человека целых три прозвища, если по странам и континентам он путешествует под разными именами, то это наводит на мысль о невероятных извивах его жизненного пути.
Так уж сложилось, что Савелий Кузьмич Говорков был известен еще и как Сергей Мануйлов, Зверь, Тридцатый, Рэкс, Бешеный…
Судьба ниспослала Говоркову немало тяжелейших испытаний. В шестьдесят восьмом, когда Савелию еще не исполнилось и трех лет, он лишился родителей и был отправлен в детский дом. Потом рабочее общежитие, армейский спецназ, Афганистан, контузии и ранения, вновь Афганистан и очень много потерь друзей и близких — немало. людей его поколения прошло через подобную школу…
И дальнейшая жизнь не раз ставила Говоркова перед новыми испытаниями: грязный навет, из-за которого бывший «афганец» очутился в зоне строгого режима, дерзкий побег из-за колючей проволоки, реабилитация…
Вскоре Бешеный, теперь по собственному желанию, вновь отправился в Афганистан, где был тяжело ранен и в бессознательном состоянии попал в плен.
Собрав остаток сил, он чудом сумел захватить вертолет и бежать. Ранение оказалось тяжелым, и смерть дышала в затылок беглецу, но, к счастью для Говоркова, его спасли тибетские монахи, среди которых он и обрел своего Учителя.