Белла Свон встряхнула своими длинными, густыми волосами.
Она спятила? Она как будто приглашала монстра на обед! Дразнила его.
Не было ни малейшего движения воздуха, способного разогнать запах. Так я скоро бы сдался. Ни малейшего дуновения ветра. Но ведь я мог не дышать.
Я остановил движение воздуха через мои легкие. Облегчение наступило сразу же, но не полностью. Я все еще помнил этот аромат, ощущал его вкус на кончике языка. Я не смог бы сопротивляться ему в течение долгого времени. Но может, я выдержу один час. Только один урок. Достаточно времени, чтобы покинуть эту комнату, полную жертв, которые не должны стать жертвами. Если я выдержу один час.
Это было странное ощущение - не дышать. Мой организм не нуждался в кислороде, но это было вопреки моим инстинктам. В напряженные моменты я полагался на обоняние больше, чем на остальные чувства. Оно направляло меня на охоте, предупреждало в случае опасности. Я не часто сталкивался с чем-то, что могло представлять для меня опасность, но инстинкт самосохранения у меня был развит так же сильно, как и у любого человека.
Неудобно, зато безопасно. Лучше, чем ощущать ее запах и погружать мои зубы в эту прекрасную, тонкую, прозрачную кожу, чтобы добраться до горячей, мокрой, пульсирующей…
Час! Только час. Я не должен думать о запахе и вкусе.
Молчаливая девочка распустила свои волосы так, чтобы они стали занавесом между нами, и наклонилась вперед. Я не мог видеть ее лицо и читать эмоции в ее ясных глубоких глазах. Почему она распустила волосы? Чтобы скрыть свои глаза от меня? Из опасения? Застенчивости? Чтобы спрятать свои тайны?
Мое прежнее раздражение оттого, что я не мог прочесть ее мысли, побледнело по сравнению с теми эмоциями – и ненавистью - которые я испытывал в эти минуты. Я просто ненавидел эту девочку возле меня, ненавидел всем сердцем, в то время как цеплялся за самого себя, за любовь к моей семье, за мечты о том, что я лучше, чем есть на самом деле. Я ненавидел ее, ненавидел за то, что она заставила меня почувствовать, и это немного помогало мне. И прежняя злость на нее, пусть слабая, тоже немного помогала. Я цеплялся за каждую эмоцию, которая отвлекала бы меня и не давала возможности представлять, какова она будет на вкус.
Ненависть и злость. Нетерпение. Когда же, наконец, пройдет этот урок?
А что потом, когда урок закончится?.. Тогда она выйдет из кабинета. А что буду делать я?
Я могу познакомиться с ней. Привет. Я Эдвард Каллен. Тебя проводить на следующий урок?
Она скажет да. Хотя бы из вежливости. Даже если она боится меня, как я подозреваю, она согласится и пойдет со мной. Будет достаточно просто завести ее куда-нибудь в укромное местечко. Лес доходит до самой стоянки для автомобилей. Я могу сказать ей, что забыл книгу в машине.
Кто заметит, что я буду последним человеком, с которым ее увидят? Как обычно, идет дождь, и две фигуры в темных плащах, идущие в сторону автостоянки, не вызовут лишнего любопытства.
За исключением того, что я не был единственным, кто интересовался сегодня ее персоной. Майк Ньютон, в частности, следил за каждым ее движением, когда она ерзала на стуле. (Ей было некомфортно рядом со мной, как я и думал до того, как ее запах уничтожил все мои благие намерения). Майк Ньютон заметил бы, что она ушла вместе со мной.
Если я вытерплю один час, может, я выдержу и второй?
Я вздрогнул от обжигающей боли.
Она пойдет домой. Там никого не будет – Чарли Свон работает весь день. Я знаю его дом, как и любой другой в этом крошечном городишке. Его дом расположен прямо возле густого леса, и никаких соседей поблизости. Даже если она закричит (хотя вряд ли), никто ее не услышит.
Это выглядело вполне разумным. Я прожил семь десятилетий без человеческой крови. Если я не буду дышать, продержусь еще два часа. И когда я застану ее одну, то никто мне не помешает. И никакой возможности поэкспериментировать, не согласился монстр внутри меня.
Ох, глупо думать, что, если с нечеловеческими усилиями и терпением я спасу девятнадцать человеческих жизней в этой комнате, то буду меньшим монстром, когда убью эту невинную девочку.
Хоть я ее и ненавидел, я знал, что моя ненависть несправедлива. Я знал, что на самом деле ненавижу самого себя. И я буду ненавидеть нас обоих сильнее, когда она умрет.
Я с трудом выдержал этот час – изобретая все новые и новые способы ее убийства. В то же время я старался избегать мыслей о заключительной сцене ее смерти, иначе я проиграл бы эту битву с самим собой и прикончил бы каждого, кто оказался в поле моего зрения. Так что я только планировал стратегию. Только так я смог продержаться до конца урока.
Один раз, в самом конце, она взглянула на меня сквозь занавес ее волос. Я снова почувствовал прилив неоправданной ненависть, когда встретился с ее взглядом и увидел свое отражение в ее испуганных глазах. Краска залила ее щеки прежде, чем она успела снова спрятаться за волосами, а я почти потерял самообладание.
Но тут прозвенел звонок. Спасительный звонок – какое клише. Мы оба были спасены. Она – от смерти. А я на время отложил свое превращение в ночное страшилище. Когда я бросился прочь из аудитории, у меня не хватило выдержки двигаться так медленно, как следовало бы. Если бы кто-то смотрел в тот момент на меня, ему бы показалась весьма странной моя манера перемещаться. Но на меня никто не обратил внимания. Все их мысли все еще крутились вокруг девочки, которой суждено было умереть через час. Я скрылся в моей машине.
Мне не нравилась сама идея о том, что мне надо прятаться. Это было очень трусливо. Но, бесспорно, на тот момент это было необходимо.
Мне не хватало терпения, чтобы быть среди людей. Сосредоточившись на том, чтобы всеми силами избегать убийства одной из них, я не смог бы бороться с искушением убить кого-нибудь другого. А тогда бы все мои усилия прошли бы впустую. И мне бы следовало тогда признать победу чудовища.
Я поставил компакт-диск с музыкой, которая обычно успокаивала меня, но в этот раз она мне мало помогла. Гораздо больше мне помогал прохладный чистый воздух с дождем, задувавший в открытые окна автомобиля. Хотя я очень четко помнил запах крови Беллы Свон, воздух, который я жадно вдыхал, словно очищал мой организм от заразы.
Я снова был нормальным. Я мог мыслить разумно. И мог бороться. Бороться с тем, чем я не хотел быть.
У меня не было никакой необходимости идти после занятий в ее дом. Я не должен был ее убивать. Я снова был существом, способный мыслить рационально, и у меня был выбор. Выбор есть всегда.
Теперь я не чувствовал того же, что чувствовал в аудитории… но сейчас я был далеко от нее. Может, если я в будущем буду избегать ее очень-очень старательно, то у меня не возникнет необходимости изменяться. Мне нравилась моя жизнь такой, какая она есть. Зачем я должен позволять какой-то ничтожной девчонке, хоть и восхитительно вкусной, разрушать ее?