– Отходи! – Дмитрий в три прыжка оказался подле строчившего из пулемета Федотова.
– Нет, отходите вы! – Перестав стрелять, Славка покосился на свою перетянутую бинтами ногу. – Я не смогу.
– Отходи! – взревел Маркитанов, но Славка упрямо сжал зубы и вновь прильнул к пулемету.
– Нет, – прохрипел он и потянул спусковой крючок. Загрохотало, затрясло отдачей.
– Придурок! – гаркнул Дмитрий и отвалил в сторону, времени на бесконечные споры не было. В другой раз прапорщик дал бы Федоту за излишний героизм пару раз кулаком в ухо и отправил сообразно приказу, но не сейчас. Да и прав был Федотов, далеко ему не уйти, крайняя перебежка далась Славке неимоверными усилиями. «Ладно, как-нибудь вместе… прорвемся». Эта мысль показалась излишне оптимистичной, чтобы воспринимать ее на полном серьезе. Возникло ощущение дежавю – все повторялось…
Маркитанов поднялся, выстрелил, еще раз выстрелил, чуть не угодил под ответные пули, переместился, добил рожок, присоединил новый, передернул затвор и, оказавшись неподалеку от снайпера, скомандовал:
– Руслан, отходи! – Не услышав ответа, повторил свой приказ вновь: – Отходи, Руслан, отходи!
– Мы с тобой, командир! – донесся со стороны Бармурзаева возглас, и Маркитанов, плюнув, обратил все свое внимание на приближающегося противника. Боекомплект таял с каждой минутой.
Черная змейка ленты, загремев по камням, рухнула под ноги. Славка, вытащив из разгрузки новую, перезарядил оружие и сменил позицию. Оказалось, как раз вовремя: подтягивающийся все ближе и ближе противник накрыл только что занимаемую им позицию шквалом огня. Отплевываясь от каменной крошки, Федотов поднял ствол, нацелился на одну из мельтешивших внизу фигур и наградил ее порцией свинца, а следом осыпал пулями еще двоих излишне самоуверенно двигавшихся вверх «грузин».
Масон Уильямс выжидал долго. Он почти не слышал звуков боя, не видел, как падают, обливаясь кровью, его собратья. Все его внимание, все его мысли оказались направлены на позицию русских. То, что российских разведчиков немного, он понимал лучше других. Среди камней их засело четверо, может быть, пятеро, а скорее всего, трое. В голове мелькнула мысль, что Джейка Дэвиса провели, специально отвлекли от остальной группы и оставшегося у них груза, но раздумывать дальше по этому поводу он не стал, чтобы не отвлекаться от выполняемой задачи. Русские все время перемещались, на короткое время он видел их головы, руки, но возможности для уверенного попадания все не было. А пускать пули на ветер Масон не любил. «Одна пуля – один труп» – верный своему принципу, он ждал. Русского снайпера Уильямс заметил после второго выстрела. Если бы русский не был так увлечен боем, если бы как должно сменил позицию, то тогда у него еще оставались бы шансы пожить какое-то время, а так… Уильямс мгновенно прицелился и мягко потянул спусковой крючок. Оглушительно грохнуло, далекая фигура русского снайпера ткнулась носом вниз и, утянув за собой винтовку, скрылась за камнем. Масон плотоядно усмехнулся и замер в ожидании новой цели.
Ударив под ключицу, пуля черканула по верхушке легкого и, вырвав кус мяса и кожи на спине Бармурзаева, полетела дальше. Оставшейся в ней энергии еще хватило, чтобы, врезавшись во встретившийся на пути камень, оставить на нем длинную полосу, после чего пуля шмякнулась на землю горячей изогнутой кляксой. Острая боль обожгла мозг, локоть Руслана подломился, и он, ударившись лицом о камень, сполз вниз под его тенистое укрытие. Боль заставила заскрипеть зубами, а природное упрямство – начать подниматься на ноги. Краем сознания Руслан успел ухватить место, откуда вылетела эта злосчастная пуля, и теперь им овладело одно непреодолимое желание – «во что бы то ни стало расквитаться с обидчиком». Подхватив здоровой рукой винтовку, он на коленях передвинулся на несколько метров в сторону и, распластавшись на земле, высунулся из-за скалы. На то, чтобы приладить винтовку на камнях и прильнуть к окуляру, ушли последние силы. Тяжело дыша, Бармурзаев долго, казалось, целую вечность, выглядывал растворившуюся среди камней фигуру вражеского снайпера. Одежда Уильямса, составленная из многочисленных лоскутков, полностью сливалась с цветом камня, и если бы не ветер – лоскутки на его маскировочном халате шевелились, – то едва ли Руслану вообще удалось его разглядеть. И то вначале Бармурзаев подумал, что ему начало мерещиться, потом в голову пришла мысль, что колышится прошлогодняя трава, но тут же эта мысль была отброшена – на этих камнях трава расти не могла. «Снайпер», – мелькнуло и укрепилось в сознании. Силы покидали, от гуляющей по телу боли дрожали мышцы, палец, лежащий на спусковом крючке, подрагивал. Руслан, как ему казалось, определился с точкой прицеливания правильно, но вот произвести выстрел никак не получалось, то не вовремя вздрагивала рука, то не к месту хотелось сделать очередной вздох, то палец… С пальцем мороки оказалось больше всего – он выворачивался и никак не хотел слушаться. Боль, разливавшаяся от ключицы до кончика среднего пальца, становилась нестерпимой. Поняв, что, если не стрельнуть в ближайшие секунды, он не сможет сделать этого вовсе, Руслан собрал все силы и почти рывком нажал спусковой крючок. Грохнул выстрел, удар в плечо вылился в неимоверную боль. Вскрикнув, Бармурзаев потерял сознание.
Дмитрию не надо было объяснять, что означал раздавшийся по соседству крик.
– Да что б вас всех! – Он поднялся и, низко пригнувшись, бросился к позиции, занимаемой снайпером. Подбежав к раненому, Дмитрий, не задумываясь, вколол тому укол обезболивающего. После чего стянул разгрузку, резко, обрывая пуговицы, стащил горку, открывая своему взору полученную Бармурзаевым рану. Увиденное не развеяло мрачных мыслей. Разорвав ИПП, а затем прижав оболочку пакета к пулевым входному и выходному отверстиям, прапорщик начал быстро накладывать бинт. И все то время, пока он занимался раненым, совсем рядом, почти не переставая, бил пулемет Федотова. Наконец с перевязкой было покончено.
– Потерпи, потерпи немного, сейчас… сейчас я тебя в тенек, – приговаривал прапорщик, волоча за собой раненого. К удивлению Дмитрия, Руслан оказался гораздо тяжелее, чем ему всегда думалось. Или прапорщик слишком устал? Кто знает, но так или иначе, оттащив Бармурзаева в укрытие и на мгновенье остановившись, Маркитанов почувствовал, как защемило грудь, замолотило сердце.
– Уф. – Смахнув с лица перемешанный с кровью пот, Дмитрий подхватил разгрузку снайпера и перебежал к засевшему за каменным выступом пулеметчику.
– Славик, дозарядись! – Он кинул Федотову под ноги разгрузку с загремевшими в ней магазинами и, снова перебежав, открыл огонь по все ближе и ближе подбирающемуся противнику. Лицо запорошило выбитой из камней крошкой. Маркитанов, чертыхнувшись, осел вниз. От попавшей пыли защипало глаза. Протирая их пальцами, Дмитрию вновь привиделся образ Катерины, но на этот раз он показался таким далеким, таким ничего не значащим… Привычной при воспоминании о ней растекающейся по груди боли не было. Девушка, так любимая им и так подло и внезапно его предавшая, сейчас ровным счетом ничего не значила, вообще ничего не значила – ни сейчас, ни в будущем. Воспоминания, горечь прошлого исчезли. Внезапно Дмитрий понял, что для него это не главное, и все, что у него есть в этой жизни, – это пацаны, которые полностью доверились его опыту, те ребята, которые рядом, и те, что сейчас, по его расчетам, должны были подходить к российско-грузинской границе.