Я обрадовался — как ловко Тахмад поставил на место эту красотку Таш!
— Вот как раз проверить очень легко. Вы работаете каждый день, и ваш труд начинается на рассвете?
— Нет, на рассвете мы только просыпаемся, — сказал Левад. — Потом мы умываемся, идем за кашей, едим, спускаемся вниз, нам выдают тачки из сарая, и тогда только начинается работа.
— А вечером? — спросила она. — После того, как вам дают вечернюю кашу, что вы делаете?
— Идем гулять по городу, — сказали мы.
— Тогда выбирайте — или я встречу вас до рассвета и поведу на место, где была Первая Башня, или мы туда сходим вечером, — предложила Таш. — Это недалеко. Их стараются строить поблизости от города. Я вижу, что вы не поверите, пока сами не увидите развалины своими глазами. Только я прошу вас взять с собой лопату или две. Они пригодятся.
Мы беседовали с Таш в храмовом саду — она знала, как можно туда пройти со стороны храмовых прудов. И мы бы себя чувствовали, как в раю, среди прекрасных деревьев, если бы боги послали каждому из нас такую Таш. Но она была одна, а нас — шестеро.
— Никому не рассказывайте о нашем уговоре, — предупредила она. — Так утро или вечер?
— Вечер, — сказали мы. И она, уговорившись, что будет ждать нас возле загона, где ослы крутили священную крестовину Мардука, ушла, красиво колыхая бедрами.
Весь следующий день мы не столько гоняли тачки, сколько поджидали друг друга в норе и переговаривались. Удивительно, что нас на этом не поймали. Наконец наш надсмотрщик приказал парням, копавшим глину и кидавшим ее в тачки, воткнуть лопаты в кучу. И все мы, оставив тачки в сарае и вымыв руки, отправились есть кашу.
Потом мы оделись понаряднее и спустились вниз.
Крестовина в загоне была неподвижна — ослов выпрягли и увели.
— Как-то это неправильно, — сказал Гамид. — Если это священная крестовина Мардука, то почему ее вертят только днем? Нашлось бы немало людей, желающих повертеть ее и ночью, чтобы Мардук стал их покровителем.
— Ты бы лучше сходил и принес лопаты, — ответил ему Тахмад.
— Пусть со мной пойдет Гугуд. Он покараулит. Иначе кто-нибудь увидит, что я уношу лопаты, и меня назовут вором, как людей из Латыш-Телля, которые стянули грудные повязки у своих жен.
— Это правильно. Ступай с ним, Гугуд.
Они пошли за лопатами, а мы отыскали большие камни и сели на них — ждать.
На этих камнях часто отдыхали днем служители священной крестовины, подзывали разносчиков, угощались и пили пиво. Тахмад пошутил, что камни набрались святости и она может перейти в нас. Левад усомнился — вряд ли святость внедряется в человека через такое место. И мы, веселясь, не заметили, как подошли двое из тех служителей. А когда заметили, то разом замолчали и вскочили.
Но им были нужны не камни — они шли к ограде двора, где стояла крестовина, и залезли на эту ограду, хотя она была совсем хилая, и оттуда рассмотрели те зубчатые колеса, что вращаются со скрипом.
— Ну вот, что я и говорил! — воскликнул один, худой и долговязый, которого мы уже как-то видели. — Проклятый столб покосился! Вот отчего у нас такие неполадки! Видишь, зубцы колеса проскакивают и не цепляют? Поэтому весь верхний ряд оказался выключен из работы.
— Теперь вижу, — отвечал другой. — Будь оно неладно. Завтра нужно с утра позвать мастеров. Я бы и новую крестовину заказал, эта уже совсем трухлявая.
Мы сперва молчали от почтения, а потом от изумления. Этот человек назвал столб от священной крестовины проклятым, а саму крестовину — трухлявой!
— Одно из двух, или новая крестовина, или молодые; ослы, — возразил первый. — И то, и другое нам не дадут. Слезай, пока окаянный забор не рухнул. А то еще из-за него будут склоки.
Они ушли, а мы остались торчать у камней.
— Это не служители Мардука, — наконец выговорил Тахмад. — Они не похожи на служителей Мардука. Они издевались над священной крестовиной.
— Надо пойти в главный храм и рассказать! — предложил Левад.
— А кто мы такие, чтобы ходить в главный храм? И с чего ты взял, будто нам поверят?
Тахмад был прав. Мы — парни, которые гоняют тачки. А эти нечестивцы — господа, достаточно посмотреть на их накидки из тонкой шерсти и на головные повязки из полосатой ткани. Правда, бороды у них — как у нищих возле храма, которые нарочно засовывают туда солому и пачкают их глиной, чтобы вызвать жалость, у этих в бородах были какие-то стружки и, кажется, тоже сухая глина.
— Вот что. Нужно подстеречь, когда станут менять священную крестовину, чтобы взять щепочки, — додумался Левад. — Будет что отослать домой.
— А вот любопытно, куда они денут старых ослов, которые вращали крестовину? — спросил я. — Ведь такое животное — честь для нашего храма. Весь Субат-Телль будет приносить ему сено. Там есть один приметный, с очень длинным хвостом.
— Да, я тоже его заметил. И на храпе у него два белых пятна у ноздрей. Может, спросить у хозяина? Вряд ли нам продадут этого осла, но хозяин мог бы его выкупить и уступить нам, а мы бы отработали, — сказал Тахмад.
— Представляешь, сколько за него запросят? Осел, служивший Мардуку! Осел, над которым — рука самого Мардука!
Тут пришли Гамид и Гугуд с лопатами. Разом с ними появилась Таш. Теперь она была не в открытом платье младшей жрицы и не в сандалиях из тонких ремешков, а в одежде женщины-огородницы — такой, чтобы солнце не сожгло кожу. И волосы, и лоб, и подбородок были прикрыты.
— Идем, — сказала она. — У нас мало времени.
И мы пошли за ней на восток.
К тому времени мы уже умели определять время по часам и знали, что такое дневной час и что такое ночной час. Так вот — мы шли целый ночной час и порядком Удалились от Нашей Башни. Где-то на полпути Таш зажгла припасенный факел.
— Вот мы и пришли, — она показала на обширный плоский холм.
— Что это?
— Первая Башня. Или та, которую мы привыкли считать Первой.
— Это — Башня?
— Я знала, что вы не поверите. Поэтому велела взять лопаты.
— Ты хочешь сказать, что от нее осталась эта куча песка и глины?
— Именно это я хочу сказать. Вам только кажется издали, что холм невысок. А когда на него залезете — поймете, что это высота пяти ярусов.
— Идем, убедимся, — ответил Тахмад.
Она оказалась права: чем ближе мы подходили, тем выше делался холм.
— Мало ли откуда он взялся, — заметил Гамид.
— Залезем наверх, и твоя лопата всё тебе объяснит.
— Не верю. Если бы Наша Башня рухнула, куча обломков была бы гораздо больше.
— А тебе не приходило в голову, что Наша Башня изнутри — пустая? У нее есть кирпичный стержень, вокруг которого растут новые ярусы. А сами-то ярусы — пустые! Это помещения для людей и для всего, что им нужно.