– А вот обнимемся, а вот приголублю! - глумливо выкликал он тонким, истинно бабьим голосом. - Что, сударик, не любишь чумы? А вот она я, раскрасавица чума!
Левушка попятился.
Трое мортусов сошлись вместе - одинаковые в своих масках и балахонах, и понять, который Федька, было уже невозможно.
Архаров стоял перед ними, сжав кулаки.
– Николаша, против троих - не бой! Они нас палками забьют! - закричал Левушка.
– Сам вижу! - отвечал Архаров. - Пусть убираются, чума на их дурные головы. Все равно мы подлецов уже проворонили.
И отступил на несколько шагов.
Лицо у него было - лучше близко не подходить…
– Ну хоть отпугнули, сегодня уже не сунутся, - осторожно сказал Левушка.
– Дуракам закон не писан. Пошли, Тучков… да не жмись ко мне, дурак!…
Архаров прямым, насколько это было возможно в темном и незнакомом парке, путем отправился искать Матвея.
Когда оказались во дворце, выслал Левушку вперед - задавать вопросы. Тот от архаровских предосторожностей несколько растерялся и уже сам старался держаться подальше от старшего товарища.
– Они прекрасно видели, кто там убегал, и не выдали. Стало быть, заодно, - говорил Архаров. - А есть еще и такая вероятность - это они сами и были. Долго ли накинуть балахон? И поди знай, кто там под ним угнездился…
– Вот тут, кажись, Матвей Ильич квартирует, с докторами, - сказал Левушка. Архаров постучал в дверь. И неоднократно.
– Кого надобно? - наконец осведомился сварливый голос.
– Доктора Воробьева к нам кликни, - велел Архаров.
– Спит Воробьев.
– Буди. Скажи - по графа Орлова распоряжению.
– Нехорошо, Николаша, - заметил Левушка.
– А я не соврал - граф изволил приказать мне брать в помощь, кого считаю нужным.
Дверь приоткрылась, появилась заспанная рожа Матвея.
– А-а, это ты, Архаров? Какого черта пожаловать изволил?
– Осмотри меня, Матвей, как положено. Не подцепил ли я заразы.
– Где ж ты ее, сударь, сподобился подцепить?
– Да вот вышли с Левушкой воздухом подышать, разговорец один имели…
Матвей высунулся побольше и повернулся к Левушке.
– Ну-ка. вьюнош, докладывай, как было!
– Да он с негодяями задрался, - честно признался Левушка.
– С мортусами, что ли?
– С ними.
Тут Матвей исчез, а дверь перед самым носом Архарова захлопнулась.
– Мать честная, Богородица лесная! - воскликнул Архаров. - Матвей, отворяй! Не то дверь вынесу вместе с косяками!
– Отойди, - раздался голос. - На три шага!
– Ну, отошел.
Дверь приоткрылась и появилась насаженная на палку большая мокрая тряпица.
– Бери, обтирайся! - велел Матвей. - Руки, харю, шею! Погоди! Пусть сперва Левка оботрется.
Левушка потянул носом и отшатнулся.
– Уксус! Да еще какой злоедучий!
– А ты думал, я вас в розовой водице искупаю! Пойдите в уголок, разденьтесь, хоть по пояс оботритесь, идолы. А до того я к вам и близко не подойду.
– Черт с тобой, - сказал Архаров. - Коли так надо…
– Могу над костром еще подвесить и в навозном дыму прокоптить, - любезно пообещал Матвей.
– Экая дрянь! - не унимался Левушка. - Теперь еще надо придумать, где переночевать. Нас с таким благоуханием Бредихин с Медведевым на порог не пустят!
– Моли Бога, чтобы одним благоуханием обошлось! - велел, чуть высунувшись, Матвей. - С другой стороны, к тебе, Николашка, теперь ни один клоп близко не сунется, не говоря уж о блохах и тараканах. И прекрасный пол недели две за версту обходить будет.
– Да я сам его первый обойду, - буркнул Архаров. - Ты только его сиятельство графа Орлова не вздумай этой дрянью поливать. Тогда государыня и вовсе его на порог не пустит.
* * *
Граф Орлов крепко вбил в свою красивую и упрямую голову, что Архаров, выследив воров, продававших на сторону полковой овес, с той же легкостью выловит убийц митрополита. Потому вызвал к себе разом его и майора Сидорова.
– Расскажи ему все, что про это дело известно, - велел майору. Сам тоже остался послушать. Но у Архарова была иная забота - ночная стычка с наглыми мортусами.
Они втроем устроились на дворцовой террасе, с видом на бивак. Графу принесли кресло, Архарову и Сидорову - стулья. Не обошлось без угощения, которое для Сидорова было тем более необходимо, что ночью он вовсю знакомился с гвардейцами и на радостях, что его, полицейского драгуна, приняли в такую знатную компанию, несколько перестарался.
На балюстраде между креслом и стульями стоял зеленый стеклянный штоф, рядом - чарки, тут же едва удерживалась миска с закуской - хлебом, нарезанной ломтями солониной и столь полезными с утра солеными огурцами.
Орлов только успел пригубить чарку, как тут же его отыскали - для какого-то важного дела звал к себе Еропкин.
Граф ушел, пустое кресло осталось. Стояло на солнышке, словно грелось. И в какой-то мере заменяло собой графскую особу.
– Нет, мортусов изловить никак невозможно, - сказал майор. - Да и какой прок? Этих закатаем - кто другой найдется покойников возить? Да и сдается, не мортусы то были, балахон нацепить всякий может, зная, что к мортусу ни одна душа близко не сунется.
– Чтоб им ни дна, ни покрышки… - проворчал Архаров. - Ну, коли так, приступим к делу.
– Его сиятельство велели мне ознакомить тебя, сударь, с экстрактом злодеяния, - торжественно произнес майор. - Я не верю, что истинного виновника удастся изловить, потому что дело темное. Свидетели тут же начнут кого попало оговаривать, а проверить невозможно. И у них хватит умишка свалить убийство митрополита на тех, кто уже неделя как помер. Я этот народишко знаю, хлебом не корми - дай соврать полиции.
– Все сие я неоднократно уж слышал, - сказал на это Архаров. - Ты, сударь, сделай милость, расскажи, как эта каша заварилась. Мы-то на готовенькое приехали.
– Заварилась она не в Москве, заразу с юга завезли, и первые покойнички появились еще по весне…
– Ты мне не про заразу, ты мне про митрополита!
– Ну, ладно. Ты Всехсвятскую церковь на Кулишках знаешь?
– Где? - Архаров не поверил ушам.
– На Кулишках. Сами дивимся, откуда название.
– Вот-вот, у черта на кулишках… Продолжай.
– Там пришел к батюшке некий мастеровой и рассказал сон. Явилась-де ему Богородица и пожаловалась - ее образу, что над Варварскими воротами, тридцать лет никто свечек не ставил и молебнов не пел. Хотел-де Христос за сей грех послать на Москву каменный дождь, но матушка наша умолила его и послан был лишь чумной мор. Коли вдуматься - то и неведомо, что хуже…