– Екарный бабай! – приглушенно выматерился Ефимов.
Абсурдность ситуации приводила его в бешенство. Он чувствовал себя как агнец, приготовленный для заклания. Окажись противник справа, слева, заметь он спецназовскую группу первым – и спасения не будет. Наверное, то же чувство испытывали бойцы, идущие в головном разведдозоре. Нервное напряжение нарастало, движение колонны замедлилось.
«Скрытное и бесшумное передвижение…» Сергей снова выругался. Ночь, спасительная, укрывающая, одним появлением ночного «софита» превратилась в злейшего врага. Выйти из русла Сергей не мог – слева дорога и блокпосты нашей пехоты, справа сплошные непролазные чащобы с чередующимися друг за другом разломами, оврагами, передвижение по которым чревато даже днем, а уж ночью… Идя краем реки, он рисковал застрять суток на двое, а приказ комбата был однозначен: организовать засаду не позднее десяти часов утра. Возможно, Трясунов все рассчитал правильно, но луна…
– Командир, – сперва послышался легкий шорох шагов, затем показалась знакомая фигура Шадрина.
«Ну, этот-то еще чего?» – с тоской подумал Ефимов, слегка приостанавливаясь, чтобы не заставлять бежать и без того, наверное, запыхавшегося сержанта. К удивлению группника, дыхание догонявшего оказалось ровным.
– Командир, – повторил тот снова.
– Ну и?.. – Ефимов почти остановился.
– Нужно переждать.
– Что переждать? – не понял его старший прапорщик. Настроение было и без того хреновое, а тут еще этот со своими советами.
– Пока луна зайдет, – в блеклом свете ночной предательницы было видно, как Виталий взглянул на свои командирские часы. – Часа через четыре.
– Может, ты и прав, – Сергей не спешил ни спорить, ни сразу же бездумно соглашаться с доводами старшего сержанта. «Четыре часа… успеем ли миновать следующее селение до рассвета?» О том, что потом придется еще идти по ведущему к цели хребту, покрытому чахлым редколесьем, Сергей предпочитал не задумываться.
– Успеем, командир, успеем! – Шадрин словно прочитал его мысли.
– А, черт с тобой, если что – побежим бегом, – наклонившись к самому уху сержанта, пообещал Ефимов.
– Успеем, – уверенно заявил замкомгруппы и, довольный удачным завершением собственной миссии, остановился, дожидаясь подхода тыловой тройки.
Тыловой разведдозор – змеиный хвост, вечно догоняющий свою голову. Позже всех вступающий в бой и позже всех из него выходящий. Потенциальные герои. Вечно идущие – когда головняку поступает команда «начинаем движение», тыл еще только собирается сесть на отдых. Но, как всегда, не успевает. Вот потому опытные командиры и выбирают в тыл самых выносливых. Виталик напросился сам, его никто не заставлял, не упрашивал. Так захотел. И пусть. Пусть хоть иногда тянет лямку наравне со всеми, несмотря на прошлые заслуги, несмотря на возраст, несмотря ни на что. Пусть.
Сергей не стал говорить «чи», останавливая впереди идущего, а просто догнал и положил руку на его плечо. Боец дернулся, обернулся и замедлил шаг.
– Передай по цепочке, первое удобное для обороны, поросшее деревьями место – и привал. Давай, – Сергей разжал пальцы, отпуская плечо своего разведчика, и тот, слегка прибавив скорости, поспешил догнать все дальше и дальше уходящего вперед Юдина.
Прежде чем Прищепа (на этот раз вызвавшийся идти первым) выбрал подходящее местечко, они протопали больше километра.
В сотне метров от села река делала плавный изгиб, прижимаясь к идущей по левому берегу дороге (кое-где подмыв и без того крутую насыпь), а по правому нанесла большую песчаную отмель, уже давно и обильно поросшую молодыми деревьями. Спецназовцы вошли под тень этих деревьев, и тут же рассыпались в разные стороны, занимая круговую оборону.
– Командир, – Сергей сидел на корточках подле настраивающего радиостанцию Каретникова, когда у него над плечом раздался приглушенный шепот рядового Юдина.
– Чи? – негромко отозвался Ефимов.
– Когда мы входили… Прищепа сказал доложить… В общем, – в голосе говорившего отчетливо слышалась дрожь, похоже, за те несколько минут, что группа находилась на занятой позиции, вспотевший Юдин успел замерзнуть.
– Короче, Склифосовский, – почти ласково поторопил его старший прапорщик.
– Когда мы входили, – голос бойца наконец обрел надлежащую уверенность, хотя по-прежнему звучал на грани слышимости, – вон там, в домике, – Сергей невольно повернул голову в направлении давно замеченного им строения, – горел свет, а потом погас.
– А не показалось?
– Нет, вряд ли, мы оба видели. И в кустах возле самого берега – кресло. Прищепа садился, с него дорогу хорошо видно.
– Думаете, наблюдатель?
Это становилось интересным. Сергей поморщился, вот только что делать с этим интересом? Сообщить в «Центр»? Если наутро придут и ничего не обнаружат, засмеют. А в том, что после ухода группы спугнутый вражеский наблюдатель свои следы подчистит, сомнений не было. Не идиот же он в конце-то концов.
– Товарищ прапорщик, может, домик проверить?
Сергей задумался. Возможно, стоило и согласиться. Но если «чех» не дурак, то уже смылся – а если дурак, то, погасив свет, спокойно дрыхнет в своей койке; если не дурак, но слишком самоуверен, то сейчас, обложившись гранатами и взяв в руки автомат, ждет, когда русские пожалуют по его душу.
Находившийся в избушке моджахед по имени Мухади не был ни первым, ни вторым, ни третьим. У него просто не оказалось выбора. Спецназовцы появились так внезапно и так быстро растеклись в разные стороны, что он не успел даже опомниться, как они отсекли ему все пути к отступлению, отрезав от реки сразу с трех сторон света: юга, запада и севера. С востока же спастись бегством не позволяла почти отвесно поднимающаяся вверх глинистая стена обрыва. Вначале он решил, что русские пришли по его душу, и уже приготовился дорого отдать свою жизнь, когда понял, что эти до зубов вооруженные люди до своего появления здесь знать не знали о его существовании. Значит, должны пройти мимо. Единственное, что теперь беспокоило Мухади: а вдруг его присутствие выдал не сразу притушенный свет лампы? Подумав об этом, он зябко поежился, и, еще крепче сжав лежавший на коленях автомат, продолжил свое томительное ожидание.
Сергей все еще раздумывал. Служба в пехоте научила многому, в том числе осмыслению и построению логического продолжения происходящих событий. К тому же опыт подсказывал проверенную схему поведения – при входе в здание, занятое противником, очередь, граната, взрыв, вход в помещение. Можно гранату и очередь поменять местами, но без времени на рассуждения, граната, взрыв, очередь, рывок вперед. Увы, ни один из этих вариантов не годился. Уверенности в том, что в доме находится боевик, не было, а если и есть, то вдруг вместе с ним там мирняк? Судьба арестованного Ульмана Ефимова не прельщала. Так что, подойти к двери и постучаться: здравствуйте, не желаете ли сдаться в плен? Смешно. Ночью сам бог велел в ответ пальнуть из всего, что только можно, и, воспользовавшись темнотой, скрыться. Само собой разумеется, такой вариант тоже не годился. Конечно, можно попробовать подкрасться к окнам и понаблюдать-послушать, но перед домом совершенно голая открытая местность; едва ли «чех» подпустит к себе кого-либо ближе, чем на расстояние видимости. Ведь свет кто-то потушил, а значит, скорее всего, потушивший его не спит. Ну не кретин же он в самом-то деле? Не кретин… А что, если в здании никого нет и не было, а бойцам все же померещилось? Может, это был блик от стекол – отражение бледных лунных лучей? И все же… все же здесь в этом лесочке почти стопроцентно находится «чеховский» наблюдательный пункт. Значит, «чех» все же был… значит, надо доложить, чтобы проверили. Надо доложить… Но напуганный наблюдатель к утру наведет в своем «гнездышке» чистоту и порядок – уберет все следы своего пребывания и на несколько дней заляжет на дно. Как поступить? Не сообщить «Центру», побоявшись выглядеть смешным, – глупо; сообщить и на некоторое время стать предметом шуток – еще глупее. Да хрен с ним, с пособником-наблюдателем, а то мало их среди местных жителей… Через одного…