– Ах ты пидор гнойный! – по-змеиному шипел Шадрин, от души охаживая свернувшегося в клубок разведчика.
А тот лишь вздрагивал при каждом ударе и, уже не пытаясь сопротивляться, помалкивал. Первый испуг, вызванный внезапным нападением (ему на мгновение подумалось, что это «чехи»), прошел вместе с руганью пинающего его сержанта. Поняв, что это «свои», Довыденко испытал несказанное облегчение. Только за одно осознание этого факта он был готов терпеть и сыплющиеся удары, и даже с удовольствием полностью простил бы сержанта, если бы, конечно, тот в этом нуждался. Впрочем, на Шадрина зла он не держал и так, сам виноват. Но, с другой стороны, он ведь всего одну затяжечку, под плащ-палаткой… И как только углядел… или унюхал?
– Сигареты, – потребовал уже переставший пинать Шадрин, – зажигалку, живо!
– А зажигалку-то зачем? – попробовал отбрехаться почесывающий бока пулеметчик.
– Давай сюда, сука! – едва не трясясь от бешенства, замкомгруппы протянул в сторону Довыденко правую руку. – В трупаки нас превратить решил?
Ночной курильщик виновато шмыгнул носом и, ничего не ответив, вывалил на подставленную ладонь сержанта и завернутые в пакетик сигареты, и две совершенно одинаковые зажигалки.
– Следующий раз все зубы пересчитаю! – пообещал сержант, вминая сигареты во влажную почву. Зажигалки он, подумав, положил в собственный карман. Может, и пригодятся когда.
Светящиеся гнилушки, казалось, были разбросаны везде, по всему лесу. Словно тысячи светлячков, они мерцали своим голубовато-блеклым светом, тем самым придавая неповторимое очарование сгустившейся черноте ночи. Во влажном, пахнувшем минувшими дождями лесу стояла непроницаемая тишина. Даже ручей, с вечера громко булькавший с небольшого глинистого водопада, утих, истончил свой звук до едва уловимого журчания. Где-то в вышине за густой листвой не виделись, а скорее угадывались звезды. Их мерцающие точки казались бесконечно далекими и абсолютно невзрачными по сравнению с заполнявшими лес светящимися гнилушками. Сергей, так и не ложившись спать, некоторое время сидел, затем встал, снял накинутый на плечи спальник и, поднеся к глазам ночной бинокль, попытался увидеть, что происходит внизу, там, где занимала позицию тыловая тройка. Но сгустившаяся тьма была непроницаемой. Выключив прибор, он дождался, когда зеленоватое свечение погаснет, и только тогда, оторвав окуляры от глаз, отложил бинокль в сторону. На какое-то время наступила совершеннейшая тьма. Затем она немного рассеялась, открыв контуры близлежащих деревьев с бесконечной россыпью светящихся гнилушек.
«Утром эвакуация». – Подумав о ней с почти безразличным равнодушием, Ефимов вдруг вспомнил о лежавших там, внизу, у ручья, продуктах и крепко задумался. Как с ними поступить? Конечно, какую-то часть можно выбросить в воду, рассыпать по ручью, но какую-то придется тащить в ПВД. Никто, ни комбат, ни зампотыл (особенно зампотыл), ни умники из Ханкалы не поймут, если он не притащит на «базу» хоть немного «чеховских» «ништяков». Да и личному составу «дополнительный паек» вовсе не помешал бы. «Гуманитарка» уже начала подходить к концу, а нового пополнения ее запасов не предвиделось.
«Ладно, разберемся!» – отрешенно подумал Ефимов и, опустившись на коврик, снова натянул на плечи спальник. Спать не хотелось. Вслушавшись, как едва слышно бормочет, выходя на связь, радист, он удовлетворенно хмыкнул и продолжил свое добровольное бдение. О том, чтобы пойти и проверить бдительность боевого охранения, не было и речи. Местность была столь пересеченной, что пройти по ней от одной тройки к другой и не наделать шума не представлялось возможным. Впрочем, спящими своих разведчиков Ефимов пока не заставал ни разу; почему надо считать, что этой ночью будет иначе? Рассуждая подобным образом, Сергей посидел еще какое-то время, затем лег, укрылся спальником и наконец-то уснул, не замечая, как опускающаяся с небес влага тонким водяным налетом покрывает ткань, проникая в ее поры все глубже и глубже, напитывая собой спальник и делая его совершенно неподъемным.
Утром матерные мысли по поводу отсыревшего за ночь спальника отошли на задний план, когда Ефимову сообщили, что вместо обещанной эвакуации их ждет еще одна ночевка в лесу.
Приказ комбата был краток и понятен: «Сидите и ждите». И если в отношении группы Ефимова все было понятно – обнаруженный тайник требовал уделить ему внимание еще хотя бы на одну ночь, – то капитан Гуревич и его группа просто попали под раздачу. Настроившиеся на скорый отдых разведчики приуныли, тем более что взятые на БЗ пайки были уже съедены… Тем не менее приказ большого недовольства не вызвал, надо так надо. Тем более смысл его понимали все. Одним словом, подтянули ремни и принялись ждать. Хотя тот, кто был похитрее, уже загодя запасся «чеховским» «Роллтоном», и теперь сладко похрустывал макаронами, обильно посыпанными приправой. Правда, пить после такой еды хотелось невыносимо. Но с водой было проще.
Трехпалый посчитал: пятнадцати человек хватит, чтобы за один раз перенести уже двое суток назад привезенные продукты. Естественно, на базе еще оставалось достаточное количество консервов, но и до ноября, когда надо будет отправляться на зимние квартиры, времени тоже было еще много. Так что привезенные знакомым трактористом мука, вермишель и прочие «деликатесы» лишними не были. Выйти с базы главарь банды рассчитывал после обеда, надеясь засветло загрузить своих людей и отправить их обратно. Сам же он вместе с сыном планировал под покровом ночи пробраться в поселок, чтобы получить у своего связного переданный «заказчиком» аванс за одно намечаемое на вторую половину месяца дельце. Дельце было плевое, и Трехпалый не сомневался, что справится. Так что аванс брал без опаски.
Сегодня главарь банды пребывал в хорошем настроении, ведь если все пойдет гладко, то ночевать ему предстояло в теплой постельке у себя дома, а вот его люди должны были отойти подальше от тайника и заночевать в лесу. Но иначе было нельзя. Добраться засветло до территории базы они не успевали, а возвращаться туда ночью, когда все подходы к ней представляли собой одно сплошное минное поле, даже им, отлично знающим каждый кустик и каждое деревце, было излишне рискованно.
Жаль, думал Ильяс, что сейчас не весна и не поздняя осень и у нас на руках нет заранее приготовленных сумок, мешков с черемшой или орехами. Подумаешь, ходили отец с сыном в лес. Ну и что, что война? Жить-то как-то надо. «Жить-то как-то надо», – хорошая фраза, оправдывающая решительно все. Главарь банды незаметно улыбнулся собственным мыслям. Конечно, можно было бы прикинуться охотниками, но мало ли на кого наткнешься, а то, бывает, вначале стреляют, а уж потом разбираются, что у тебя в руках – «калаш» или охотничья «Сайга». Уж лучше так, с пустыми руками, лишь топор за спиной да пила в пакете. Всегда можно сослаться, что коровью изгородь в лесу чинили, он и новые слеги на изгороди показать мог. Специально вчера вечером подновили. Только коров в этих местах давно не пускают. А сколько их раньше с оторванными копытами по лесу гнило, и не сосчитать. Но русские-то этого не знают! Стационарных постов в селении нет, федералы бывают лишь наездами, а свои односельчане не продадут. А если надо, то и подтвердят, кто он и что. Хорошие односельчане, дружные, а тех, кто дружить не хотел, тех уже давно под нож пустили; вот и супругу его тоже… При мыслях о жене Ильяс вздохнул, а на глаза снова, как обычно при воспоминании о ней, начали наворачиваться слезы. Хорошо, хоть дед не дожил, хороший мужик был, даром что казак…