Последний шкафчик был пуст.
Едва голод улегся, нетерпение Мелани передалось и мне. Не встретив возражений, я быстренько покидала добычу в рюкзак и переложила пустые бутылки в раковину. Емкости из под отбеливателя весили немало, но это была приятная ноша. Сегодня ночью мне не придется засыпать на песке, изнемогая от голода и жажды. Вместе с глюкозой по жилам потекла энергия; я выбежала наружу, под слепящее полуденное солнце.
— Не может быть! Ты перепутала! Как же так?
Неверящим взглядом я уставилась вдаль, и неверие быстро сменялось ужасом.
Прошлым утром я позавтракала последним сплющенным кексом, днем нашла раздвоенную вершину и снова повернула на восток. Мелани сообщила последние координаты, и я чуть с ума не сошла от радости. Прошлой ночью я допила воду. На четвертые сутки.
Нынешнее утро осталось в памяти смутным сочетанием слепящего солнца и отчаянной надежды. Время было на исходе, и, обшаривая взглядом горизонт в поисках последней метки, я паниковала. Ориентир — широкое плоское плато, окруженное тупоконечными пиками — просто напросто никуда не умещался. Я вглядывалась изо всех сил, но в плотном частоколе гор на востоке и на севере не нашла ни единого просвета, где могло бы спрятаться наше плато…
Солнце еще светило с востока, мне в лицо, и, пока утро не перешло в день, я остановилась передохнуть. Я так ослабла, что становилось страшно. Мышцы болели, но не от долгой ходьбы. Да, физические нагрузки и проведенная на голой земле ночь давали о себе знать, однако, это была другая, прежде незнакомая боль. Тело изнывало без влаги, и иссушенные мышцы протестовали. Я знала, что долго не продержусь.
Я повернулась на запад, на миг убрав лицо из под солнечных лучей, и вдруг увидела…
Широкий контур с зубцами гор по краям. Ошибки быть не могло: далеко далеко на западе, мерцая и расплываясь в дымке, словно мираж, над пустыней темным облаком нависло плато. Все это время мы шли не туда. Последний ориентир находился на западе… Нас разделяло расстояние большее, чем мы прошли за весь поход.
— Не может быть… — снова прошептала я.
Мелани замерла у меня в голове, оцепенела, пораженная, отчаянно пытаясь примириться с новой страшной действительностью. Я ждала ее ответа, взгляд блуждал по странно знакомым очертаниям, и вдруг на меня обрушилась вся тяжесть ее скорби и понимания. Я упала на колени. Безмолвный вопль — признание краха — отозвался в голове, добавив новый оттенок моей боли. Дыхание сбилось — беззвучное всхлипывание, без слез. Солнце поползло вверх по спине, пропитало жаром мои волосы.
К тому времени как я взяла себя в руки, моя тень лежала крохотным кружком у ног.
Я заставила себя подняться. Острые камушки врезались в кожу, я их не стряхивала и не отрываясь смотрела на плато, что давно дразнило меня далеким знойным маревом на западе.
Наконец, сама не понимая зачем, я зашагала дальше.
Я знала одно: на этот раз шла я самостоятельно. Мелани крохотной капсулой боли съежилась в моем сознании — в коконе, который она сплела вокруг себя. Помощи от нее ждать не приходилось.
«Хрум… хрум…» — крошился гравий под медленными шагами.
— Свихнувшийся старик, — пробормотала я, и грудь сотряс внезапный приступ хриплого кашля, рвавшегося из горла. Я кашляла и никак не могла прокашляться и, только когда глаза защипало от подступавших сухих невозможных слез, вдруг поняла, что хохочу. — Нет… Ничего там нет, и никогда не было… — выдыхала я в истерике и, словно пьяная, брела вперед, оставляя за собой цепочку неровных следов.
«Нет! — Мелани выглянула из своего кокона на защиту „истины“, за которую цеплялась до последнего. — Это я, я виновата. Я все напутала».
Теперь я хохотала над ней, и обжигающий ветер уносил мой смех.
«Подожди… постой… — Она попыталась отвлечь меня от „уморительной“ смехотворности нашего положения. — А вдруг… то есть… А что если они тоже пошли этим путем?»
Ее страх передался мне, и хохот оборвался — как отрезало. Я поперхнулась горячим воздухом, все тело трясло. Наконец дыхание восстановилось, от недавнего черного юмора не осталось и следа. Взгляд инстинктивно заметался в поисках свидетельств, что я не первая жертва пустыни. Вокруг раскинулись бескрайние просторы, и все же я не могла не высматривать… останки.
«Нет. Нет, конечно! — Теперь Мелани успокаивала себя. — Джаред слишком умен. Он бы не отправился в путь, как мы: вот так, без подготовки. Ни за что не поставил бы под угрозу жизнь Джейми».
«Ну разумеется, — согласилась я, позавидовав ее уверенности. — Во всем мире не сыщешь второго дурака, который сюда полез бы. Джаред, наверное, и проверять не стал. А может, вообще не догадался… Эх, и зачем ты такая умная…»
Я почти машинально переставляла ноги. Мне все равно столько не пройти. Даже если бы каким то чудом нас перенесло к подножию плато, что потом? Я была совершенно уверена, что там ничего нет. На спасение надеяться не приходилось.
— Мы умрем, — сказала я и удивилась: в хрипящем голосе не было страха. Просто констатация факта. Солнце жаркое. Пустыня сухая. Мы умрем.
«Да». — Мелани тоже была спокойна. Проще примириться со смертью, чем признать, что нашими действиями руководила прихоть безумца.
«И тебя это не волнует?»
Она на мгновение задумалась.
«По крайней мере, я не опустила руки. И победила. Я их не выдала. Не причинила им вреда. Сделала все, что от меня зависело, чтобы найти их. Я пыталась их найти… и умерла за них».
Ответить я смогла только через девятнадцать шагов. Девятнадцать раз под ногами вяло и бессмысленно хрустнул песок.
«А ради чего умираю я? — Высохшие слезные протоки снова защипало. — Наверное, потому, что проиграла? Поэтому, да?»
Песок хрустнул тридцать два раза, прежде чем она ответила.
«Нет, — медленно подумала она. — Вряд ли. Пожалуй… Ну, наверное… Ты умираешь, чтобы стать человеком. — Мелани уловила двойной смысл фразы, и в ее мыслях проскользнуло что то похожее на улыбку. — После стольких планет и носителей ты наконец нашла место и тело, ради которого готова умереть. Мне кажется, ты нашла свой дом, Странница».
Песок хрустнул десять раз.
У меня больше не было сил разжать губы.
«Жаль, не получилось остаться здесь подольше».
Ее ответ я уже не уловила. Возможно, она пыталась меня утешить. В знак благодарности, что привела ее в пустыню умирать. Она победила, осталась в своем теле до конца.