– Сколько лет братишке?
– Нынче в шестой класс пошел.
Голубев подмигнул:
– Ну, и что ты до сих пор не съездил на распутывание уголовного дела? Нехорошо с такой затяжкой реагировать на сигналы с мест. Может, там уже дело заварилось и без пистолета не разобраться.
– Каюсь, забыл об этом сигнале, – Антон засмеялся. – Придется и тебе пистолет брать.
– Значит, твердо едем?
– Твердо, Слава.
Увлекшись разговором, ни Бирюков, ни Голубев не расслышали короткого стука в дверь и не заметили, как в кабинет тихонько вошел невысокий, по-кавалерийски кривоногий мужичок в измятом костюме и заметно не по размеру больших кирзовых сапогах с голенищами почти до самых колен. Вошедший смущенно потер ладонью морщинистое, давно не бритое лицо, поправил языком вставную челюсть и неожиданно громко для своего маленького роста поздоровался:
– Здравия желаю, товарищи ахвицеры!
Бирюков и Голубев повернулись к вошедшему. Антон сразу узнал колхозного конюха Торчкова, прозванного в Березовке Кумбрыком за то, что никак не выговаривает слово «комбриг». Сейчас Торчков смотрел на Антона и безмятежно улыбался.
– Здравствуйте, Иван Васильевич, – приветливо ответил Антон. – Садитесь, рассказывайте, с чем пожаловали.
Торчков неторопливо снял с взлохмаченной головы старенькую клетчатую кепку, по-утиному переваливаясь с боку на бок, прошествовал от порога к стулу, осторожно сел и заговорил:
– Иду мимо милиции, вспомнил, что ты в ней работаешь. Думаю, дай зайду, культурно с земляком поздоровкаюсь.
– Только и всего?
– Как тебе сказать, Антон Игнатьич… – Торчков стеснительно замялся. – Беда со мной стряслась, вчерашним вечером в райцентровскую вытрезвиловку попал. Вот только что выпустили оттудова. Пришел у тебя помочи просить…
– Чем же теперь вам помочь?
Торчков тяжело вздохнул.
– Скажи вытрезвительному командованию, чтобы в колхоз не сообчали о моих похождениях. Ты ж знаешь, за такую забаву в колхозе по головке не погладят… Да и штраф за ночевку мне платить нечем. Пятьсот рублей, какие в кармане имелись, это самое… Накрылись вчерась.
– Неужели пятьсот рублей пропили? – удивился Антон.
– Куды там пропил! – жалобно поморщившись и почесав на бороде щетину, Торчков махнул рукой. – Утащил ктой-то деньжонки. Может, найдешь их, дакя тебе половину за труды отдам.
– За труды нам государство платит, – Антон посмотрел на Торчкова. Зная, что у выпивохи-конюха лишнего рубля за душой никогда не водилось, спросил: – Откуда, Иван Васильевич, у вас столько денег набралось?
– Мотоцикл по лотерее выиграл. А зачем мне мотоцикл, ежели документа, чтобы кататься на нем, у меня не имеется? Я ж, как известно, кубанцкий кавар… ка-ва-лерист. Вот ежели б добрую лошадь выиграть, тады… Лошадей больше собственной женки люблю, а мотоцикл… Одна забава для молодых. Деньгами за него получил.
– И сколько получили?
– Аккурат тысячу, копейка в копейку.
– А какой мотоцикл выиграли?
– «Урал» с люлькой.
– Такой «Урал», по-моему, тысячу пятьсот стоит.
– Дак с меня комиссивонные содрали.
– Это какие еще комиссионные?
– Шут их холеру знает. Сказали, пересылка шибко дорого стоит. Сотняги три, не меньше. Да еще какие-то расходы.,.
Антон переглянулся со Славой Голубевым, недоуменно пожал плечами и снова спросил Торчкова:
– Кто так сказал? Где вы деньги получали?
– Дак люди сказали, какие этого… того… А получал у вас тут, в райцентровской сберкассе, какая возле базара.
– Номер и серию билета помните?
– Точь-в-точь те, на какие «Урал» с люлькой выпал.
– Вы мне цифры, Иван Васильевич, назовите.
– Цифры?… – Торчков растерянно заморгал. – Дак, Игнатьич… если б моя голова цифры запоминала, разве ж я конюхом в колхозе работал? Я б тады булгахтером на производстве устроился.
– Когда вы деньги получали в сберкассе? – насупившись, чтобы не рассмеяться, спросил Антон.
– Пожалуй, больше месяца прошло, в августе. Аккурат в тот день, кады бабку Гайдамачиху в больницу привозил по приказанию председателя колхоза Игната Матвеевича, стало быть, папаши твоего.
– И за месяц половину тысячи истратили?
– Дак деньги, они ж, как вода…
– Пропили, наверное, – зная неравнодушие Торчкова к спиртному, высказал предположение Антон.
Торчков обиделся:
– Пошто, Игнатьич, непременно пропил?… Зубы новые вставил, – он ловко выронил изо рта на ладонь искусственную челюсть с нежно-розовой, как с настоящей, десной, так же быстро водворил ее на место и хлопнул рукой по голенищу сапога. – Еще кирзухи вот в сельмаге отхватил.
Антон с трудом сдержал улыбку:
– Это и все покупки за пятьсот рублей?
– Разве мало?… – смутился Торчков. – Ежели бы я сто тысяч, к примеру, получил, тады б для потехи ероплан мог купить. А полтысячи по теперешнему размаху жизни деньги… так себе, мигом уплыли. Остатки женка сговорила в сберкассу пристроить. Первый раз в жизни послушался бабу, дак оно видишь, какая оказия приключилась…
Бирюков подумал, что кто-то из работников сберкассы ловко обманул простоватого конюха и по дешевке купил у него выигравший лотерейный билет. Поэтому опять спросил Торчкова:
– Кто выдавал вам деньги в сберкассе?
– Деваха какая-то.
– Как она выглядит?
– Деваха как деваха…
– Молодая? Светлая… темная?
– Не молодая и не шибко старая. А по масти… Они ж, Игнатьич, свою масть могут, как хвокусники, изменить. Иная утром с вороной гривой ходит, а к вечеру, глядишь, уже буланой стала.
Бирюков с Голубевым засмеялись.
– Ну, а если мы сейчас сходим в сберкассу, – заговорил Антон, – узнать сможете?
– Не-е-е… – Торчков помотал головой. – Дак поможешь ли, Игнатьич, отыскать пропавшие деньги?
Антону показалось, что Торчков сознательно уклоняется от разговора о сберкассе и что-то скрывает. Вроде бы разговор о получении денег за выигранный мотоцикл для него не совсем приятен. Антон внимательно посмотрел на Торчкова и сказал:
– Трудно, Иван Васильевич, вот так вот сразу это сделать. С кем хоть пили-то вчера? Где пили?
Торчков пожал щуплыми плечами, виновато сморщил и без того морщинистое лицо.
– Не помню ни чёрта, Игнатьич. В вытрезвиловке только в сознание вошел.
– Вот видите, что получается… Даже сами не знаете, где и с кем выпивали, а хотите, чтобы я отыскал пропавшие деньги.