– Кажется, говорила… – Нино, немного замешкавшись, вдруг словно вспомнила: – Ага, точно говорила! В тот злополучный вечер, когда перед экзаменом осталась со мной ночевать. Она хотела прийти пораньше в общежитие, но задержалась часа на полтора, наверно. Прибежала расстроенная и сказала, что где-то запропастился основной ключ. Весь дом, мол, обшарила – впустую. Пришлось закрыть дверь навесным замочком. Помню, я спросила: «Воры не залезут?» Вика отмахнулась: «Там воровать нечего».
– В какое время вы тогда уснули?
– Наверно, часов в одиннадцать. На улице уже полная темнота наступила. Когда свет в комнате выключили, за окном мрак был.
– Ночью из комнаты никто из вас не выходил?
– Я в прошлый раз уже говорила. Обе спали крепко, как убитые.
– Перед экзаменами обычно плохо спится, – усомнился Слава.
– Так мы же перед сном приняли по таблетке берлидорма. Это германское средство успокаивающего и снотворного действия. Лично я могу и без медпрепаратов заснуть, а Вика часто на ночь снотворное глотает. Ну и мне в ту ночь за компанию таблетку предложила.
– И ты не отказалась?
– А зачем?..
– Чтобы тайком вышмыгнуть из общежития и встретиться с Теплоуховым, с которым заранее договорились об этом.
В удивленно расширившихся глазах Кавазашвили появился страх. На какое-то время она будто потеряла дар речи. Придя в себя, тихо проговорила:
– У вас крыша поехала?
– Я в здравом уме и трезвой памяти, а вот вы, милые девочки, чего-то намудрили с Теплоуховым. Кого из вас Николаи Валентинович хотел свозить на Канарские острова?
– Чего-о-о?.. – Нино уставилась на Голубева растерянным взглядом и почти со слезами заговорила: – Представления не имею, где эти райские острова находятся, и никогда ни с кем туда не собиралась. Вы шутите надо мной или всерьез?..
– Шучу, – чувствуя, что допустил перегиб, сказал Слава. – Но, если без шуток, то Теплоухов действительно хотел нынче летом махнуть с подружкой на Канары.
– Не слышала об этом.
– И Вика на эту тему не говорила?
– Вика, можно сказать, с Теплоуховым никогда не общалась.
– Однако Мишаня Буфетов говорит, что осенью прошлого года она приходила к Николаю Валентиновичу домой…
– Мишаня?.. Говорит?.. – будто удивилась Нино. – Я считала, этот «шкаф» вообще говорить не умеет. Никогда вразумительного слова от него не слышала.
– Представь себе, после смерти Теплоухова заговорил…
– Ну и пусть говорит себе на здоровье. Мне от его разговорчиков ни жарко, ни холодно. А зачем Буфет на Вику плетет, не знаю.
– Где Вика сегодня ночевала?
– В общежитии, у меня в комнате.
– Когда она приехала из Новосибирска?
– Вчера в первом часу ночи, с последней электричкой.
– В это время вахтерши уже закрывают дверь…
– У нас же общежитие одноэтажное, – быстро сказала Нино. – Вика не стала будить вахтершу и постучала мне в окно. Сразу я даже перепугалась. Думала, Казбек стучится. Он таким способом с наступлением весны к девчонкам стал забираться, чтобы не платить старухам на вахте взятку за вход в общежитие. Потом чуток отодвинула штору, вижу – Вика. Открыла окошко и – нет проблем.
– Часто «таким способом» пользуетесь?
– Первый раз воспользовались. Раньше необходимости не было. Ночами допоздна, как другие девчонки, мы с Викой не бродили. А с Казбеком, который ради девок может хоть через трубу пролезть, я в общежитии не встречалась.
– Теплоухов и Казбек были знакомы?
– Откуда… Николай Валентинович до такого уровня знакомств не опускался.
– Когда ты с ним последний раз виделась?
– Уже говорила. Разбежались мы с Николаем Валентиновичем в прошлом году, перед моим поступлением в училище.
– Подскажи, как лучше отыскать Вику?
Кавазашвили опустила глаза:
– Не знаю. Она настолько сильно боится мести Азера, что, наверно, сама не знает, куда надежнее спрятаться от маньяка. Советовала ей обратиться за помощью к отцу. Он в милиции работает. Вика отмахнулась: «У папы без меня проблем по горло».
– Как же в таком состоянии она сегодня сдала экзамен на пятерку? – удивился Слава.
– Вы совсем не знаете Вику. У нее память – железная. Только раз прочитает учебник и запомнит содержание не хуже высококлассного компьютера.
– У тебя так не получается?
– В этом отношении я в подметки Вике не гожусь. Как ни стараюсь зубрить, а на экзамене – только три.
– Досадно?
– Нет. Уже привыкла к этому… – Нино тяжело вздохнула. – Работать медичкой не собираюсь. От постоянного общения с больными одуреешь запросто. Получу диплом и пойду продавщицей в коммерческий «комок».
– Туда и без диплома можно пристроиться.
– С дипломом престижней.
Голубев посмотрел на часы. Время приближалось к полудню. Нагревшийся воздух в сквере густо пропитался запахом цветущей сирени. Поумерили свой пыл разморенные теплом воробьи. От расположенного за сквером общежития неслась разухабистая магнитофонная музыка. Задорный голос певицы отчетливо выводил:
Когда был эсэсэр могуч и молод,
Когда огонь знамен стремился ввысь.
Отец мой был, как серп, а мама – молот,
Была мне наковальней эта жизнь…
После второго куплета, где песенная героиня «полюбила хулигана, не зная, что он хули-хулиган», явно нетрезвые девичьи голоса дружным скопом звонко подхватили припев:
Я, как скатерть-самобранка, погуляла и лечу,
Я – девчонка-хулиганка и другой быть не хочу…
Кавазашвили усмехнулась:
– Девки уже балдеют. Обмывать экзамен начали.
– Хочется к ним? – спросил Голубев.
– Нет, я не пью даже шампанское и пиво, которыми каждый раз пытался меня накачать Теплоухов.
– А Вика пьет?
– Никогда!
– Давай договоримся с тобой так, – сказал Слава, поднимаясь со скамейки. – Срочно разыщи Солнышкину. Передай Вике, что от Сурена Абасова и других «маньяков» мы ее убережем, но… Если Вика будет прятаться и от нас, за ее жизнь я не поручусь. Понимаешь?..
– Понимаю, да вот… где искать, не знаю.
– Если тебе дорога подруга, найдешь…
Голубев шутливо откланялся. Кавазашвили, как завороженная, долго смотрела ему вслед. Когда Слава, выйдя на обочину проезжей улицы, сел в остановленный попутный грузовик, лицо Нино стало суровым. Она задумчиво отломила от сиреневого куста цветущую веточку, вроде бы хотела ее понюхать, но тут же со злостью бросила под ноги.