Антон быстро пробежал взглядом написанное и с огорчением про себя отметил, что и без того запутанный клубок таинственности вокруг Жаркова еще больше запутывается. По сообщению заведующего областным судебным архивом, никакого дела «Об убийстве или исчезновении председателя колхоза «Знамя Сталина» в 1931 году» там не числится.
— Вот мы и отстрелялись, — возвращая листок прокурору, невесело сказал Бирюков.
Прокурор отрицательно повел головой:
— Не совсем. Ниточка из Новосибирска потянулась дальше. В областной прокуратуре мне удалось выяснить, что дело по факту исчезновения Жаркова все-таки было возбуждено и, знаешь, кем?.. С санкции прокурора его возбудил сотрудник ОГПУ Тропынин. Через полгода оно было прекращено и сдано в архив. А через семь лет, то есть в конце тридцать восьмого, все тот же Тропынин, оказавшийся уже начальником РО НКВД в Томске, затребовал розыскные материалы на Жаркова для приобщения их к какому-то другому делу.
— Надо запрашивать Томский архив, — сказал Антон.
— Придется, — прокурор повернулся к следователю. — Подготовь, Петр, сегодня же такой запрос за моей подписью.
И опять замелькали для Бирюкова рабочие дни. Но на этот раз, еще до ответа из Томска, к нему прилетела первая ласточка удачи — из МВД СССР пришло извещение с адресом Николая Дмитриевича Тропынина, проживающего в Москве. В придачу к адресу был указан номер квартирного телефона. Посоветовавшись с прокурором, Бирюков, не откладывая, стал по коду накручивать Москву. Ответил молодой женский голос. Антон, не называя своей должности, представился только по фамилии и попросил пригласить к телефону Николая Дмитриевича Тропынина. В ответ послышалось:
— К сожалению, Николай Дмитриевич дома не живет.
— Почему? — удивился Антон.
— С весны обосновался на даче. Что ему передать?
— А вы кем доводитесь Николаю Дмитриевичу? — уклонился от ответа Бирюков, опасаясь, как бы своим звонком не перепутать все карты.
— Внучкой. Настей меня зовут.
— Где вы работаете, Настя? — все еще раздумывая, потянул время Антон.
— Я учусь на последнем курсе факультета журналистики МГУ.
Бирюкову надо было выяснить, тот ли это Тропынин, который ему нужен. Фамилия хотя и не очень распространенная, но вполне могло случиться так, что московский Николай Дмитриевич к уроженцу Серебровки Николаю Тропынину никакого отношения не имеет. Поэтому Антон поинтересовался у Насти местом рождения его деда. Внучка об этом «не имела представления». Недолго подумав после такого ответа, она добавила:
— По-моему, дедуля — коренной москвич.
— Жаль, — вздохнул Бирюков. — Мне думалось, что мы с ним земляки, из Серебровки.
— Серебровка… Это что?
— Сибирская деревня.
— Сибирская?! — мгновенно заинтересовалась Настя. — Вот где мне безумно хочется побывать, в Сибири! У вас там уже зима?
— До крыши снегом замело, — в шутку сказал Антон.
— Ой, как здорово! Уже в шубах и в валенках ходите?
Бирюков глянул на распахнутое окно кабинета, за которым сиял ослепительно чистый осенний день, и засмеялся:
— У нас сегодня такая же погода, как в Москве.
— Да-а-а?.. — разочарованно протянула Настя. — А мне дедуля рассказывал, что в Сибири зима рано начинается и что бывают такие морозы, когда птицы на лету замерзают.
— Выходит, Николай Дмитриевич бывал в наших краях? — мигом ухватился Антон.
— По-моему, в молодости он там служил.
— А теперь где служит?
— Теперь он полковник в отставке.
— Почему же дома не живет?
— На даче ему больше нравиться.
— Знаете, что Настя… — наконец решился Антон. — Передайте своему деду, что звонил ему из Сибири внук Матвея Васильевича Бирюкова. Если Николай Дмитриевич не забыл этого Георгиевского кавалера, пусть позвонит мне.
— У вас дедушка Георгиевский кавалер?
— Да.
— А мой дедуля — Почетный чекист.
— Значит, мы потомки заслуженных дедов, — весело сказал Антон. — Запишите для памяти мою просьбу.
— Одну минуту… — Телефонную трубку вроде бы положили на стол. Что-то зашуршало, и через несколько секунд вновь послышался голос Насти: — Диктуйте номер своего телефона и все остальное…
Бирюков продиктовал. Настя пообещала при первой же поездке на дачу передать записанное «дедуле» и сразу спросила:
— У вас что-то срочное к нему?
— Не особо. Хотелось бы навести у Николая Дмитриевича одну историческую справку.
— Вы, наверное, научный работник?
— Нет, полувоенный майор, — шутливо сказал Антон, чтобы не афишировать свою причастность к уголовному розыску.
— Почему «полувоенный»?
— Служба не совсем гладко идет, — опять увильнул от ответа Бирюков и хотел было попрощаться, но Настя опередила его:
— Если рассчитываете на какую-либо протекцию, сразу предупреждаю: пустые хлопоты. Даже самым близким родственникам дедуля не помогает устраиваться в жизни.
— Честное слово, мне позарез надо уточнить у Николая Дмитриевича очень серьезную историческую справку. Пожалуйста, передайте ему, что с нетерпением буду ждать его звонка, — сказал Антон.
— На это рассчитывать можете. При первом случае дедуля вам позвонит. Он страшно исполнительный и отзывчивый. Человек слова, не то, что нынешнее племя, — быстро проговорила Настя и с гордостью добавила: — Старая чекистская гвардия!..
Положив телефонную трубку, Бирюков задумался. Разговор получился неожиданным. Если бывший сотрудник ОГПУ, а затем — начальник РО НКВД Николай Тропынин дослужился до полковника и награжден знаком Почетного чекиста, сомневаться в его безупречности было крайней глупостью. Но почему Настя считает «дедулю» коренным москвичом? Что это: стремление современной молодежи укрепить генетические корни в столице или безразличие к прошлому своих предков? А, может, ушедший в отставку полковник Тропынин совершенно иное лицо? Мало ли бывает совпадений…
«Если через неделю звонка из Москвы не будет, позвоню еще раз», — твердо решил Антон.
И опять для Бирюкова замелькали дни, похожие в служебной круговерти один на другой. Прошла неделя — звонка не было. Антон начал звонить сам. Учитывая четырехчасовую разницу во времени с Москвой, он каждый день перед уходом с работы брался за телефон и упорно накручивал по коду запомнившийся квартирный номер Тропынина. Несмотря на настойчивые продолжительные звонки, в Москве к телефону никто не подходил.
Кончился сентябрь, однако на редкость теплое бабье лето затянулось. В первых числах октября из Томска пришел ответ на запрос прокурора и еще больше озадачил своим содержанием, смысл которого сводился к тому, что архивное дело по факту исчезновения председателя колхоза Жаркова — более чем пятидесятилетней давности — в марте нынешнего года затребовано из архива областного суда Московским управлением КГБ и отправлено, естественно, в столицу.