Бирюкову показалось, будто «уазик» встряхнулся от дружного смеха. Даже насупленный участковый Кротов и тот смущенно хохотнул. Торчков удивленно закрутил головой:
— Вы чо, мужики?.. На полном сурьезе говорю…
— Ты, Ваня, и на серьезе такое ляпнешь — хоть стой, хоть падай, — сквозь смех проговорил Инюшкин.
— А ты, Арсюха, только бы и ржал, как жеребец, — огрызнулся Торчков и обиженно уставился в боковое стекло.
Проселочная дорога среди березовых рощиц приближалась к Ерошкиной плотине. С небольшого взгорка она опустилась в пойменную низину, по которой петляла безымянная речушка, некогда перегороженная земляной плотиной. Теперь остатки плотины походили на заросший травою пологий вал, глубоко промытый у середины мирно журчащей речкой. Вдоль вала была накатана узкая дорога с бревенчатым мостиком через промоину. Встряхнувшись на бревнах, «уазик» по подсказке участкового свернул с дороги влево и, оставляя за собой в густой траве жирную колею, тихо подкатил к краю недавно раскорчеванного поля, где, сидя на корневище вывороченного из земли огромного пня, хмуро дымил папиросой загоревший мужчина в черной капитанской фуражке с «крабом». Рядом стоял белобородый старик в соломенной шляпе и в вышитой красным крестиком косоворотке, перетянутой на талии плетеным пояском с пушистыми кисточками на концах. На противоположной стороне поля глухо рокотал работающий бульдозер.
— Бригадир Серебровской бригады Витольд Михайлович Гвоздарев и дед Лукьян Хлудневский. Видно, по причине любопытства из Серебровки старина приплелся, — сказал прокурору Кротов.
— Что ж, начнем работать, — ответил прокурор, открывая дверцу.
Следом за прокурором выбрались из машины остальные участники следственно-оперативной группы и понятые. Над полем под голубым безоблачным небом дрожало легкое марево. В траве безудержно стрекотали кузнечики. Отрывистыми очередями заглушала их стрекот перелетающая с места на место длиннохвостая сорока. Торчков хотел было раньше всех заглянуть в разрытую возле пня ямку, но Кротов, придержав его за рукав, указал взглядом на прокурора:
— Не лезь наперед батьки…
— Чо, будет особое распоряжение?
— Будет.
Антон Бирюков подошел к Гвоздареву и Хлудневскому. Поздоровался с ними за руку. Невесело спросил:
— Ну, земляки, не разгадали еще, какая беда здесь случилась?
— Темный лес — тайга густая, — глуховатым басом ответил бригадир.
Прокурор, подозвав к себе понятых, стал объяснять их права и обязанности. Затем все подошли к неглубокой яме. Следователь Лимакин стал рыться в портфеле, видимо, отыскивая бланки протокола осмотра места происшествия. Эксперт-криминалист Семенов с разных точек несколько раз сфотографировал яму с желтеющим на ее дне черепом. Судмедэксперт Борис Медников молча натянул на руки резиновые перчатки и, присев на корточки, стал осторожно отгребать от черепа успевшую подсохнуть землю. Потом взял череп в руки, внимательно осмотрел его со всех сторон и, глянув на прокурора, мрачно изрек:
— Надо было археологов сюда везти, а не оперативную группу.
— Очень старое захоронение? — спросил прокурор.
— Не меньше, как полувековой давности.
— Мужики!.. — будто сделав великое открытие, воскликнул Торчков. — Это наверняка в революцию ухайдакали бедолагу.
— Логично, — буркнул Медников.
— Как?..
— Правильно, говорю, мыслите.
Торчков вскинул глаза на угрюмо насторожившегося Инюшкина:
— Слыхал, Арсюха?.. Товарищ одабривает мои мысли…
— Не суетись, Ваня, нето намыслишь на свою голову, — тихо проговорил Инюшкин.
Чтобы полностью разрыть захоронение, прокурор попросил шофера «уазика» принести из машины лопату. Антон Бирюков внимательно наблюдал за раскопками. Судя по тонкому, переплетенному травой слою земли над костями, труп был зарыт самое большое на полметра. Одежда и останки человека истлели настолько, что создавалось впечатление, будто в землю зарыли голый скелет. Когда орудовавший лопатой следователь Лимакин дорылся до ног захороненного, лопата неожиданно скрежетнула по металлу.
— Осторожнее, Петр, — тревожно сказал прокурор.
Следователь отложил лопату и стал разрывать корневища травы руками. В том месте, где должна была находиться берцовая кость правой ноги, ко всеобщему удивлению начала вырисовываться замысловатая ржавая конструкция из склепанных между собой металлических планок. Лимакин разрыл конструкцию полностью, и стало очевидным, что она не что иное, как протез голени. Прокурор обратился к судмедэксперту:
— Боря, нельзя ли определить «фирму» этого изобретения?
Медников долго осматривал переплетение ржавых планок, затем неопределенно пожал плечами:
— То ли самоделка какая-то, то ли в былинные времена изготовляли такую замысловатость.
— Но ведь это протез!
— Разумеется.
Прокурор посмотрел на понятых, потом на бригадира Гвоздарева с дедом Лукьяном Хлудневским:
— Кто из ваших земляков имел протезную ногу?
— В какой период времени? — мигом вставил вопрос Торчков.
— Лет пятьдесят… шестьдесят тому назад.
Бригадир усмехнулся:
— Меня в ту пору даже в пеленках не было.
— Зато я вполне сознательный в те годы был, — с достоинством заявил Торчков. — Как понимаю, тот период близок к колчаковщине, а при Колчаке по Березовке да окрестным селам зверствовал Калаган. Многих мужиков этот проклятый контра и без ног, и без рук оставил. А сколько на смерть расстрелял — не перечесть…
— Ты, Иван, с какого году рождения? — поправляя на голове соломенную шляпу, осторожно спросил Хлудневский.
— Чо, свататься надумал? Какая тебе разница, с какого?..
— Такая, что родился ты в семнадцатом году и колчаковского зверства, можно сказать, не видел. Я на семь лет старше и то колчаковщину помню так себе…
— Дак, ты ж из ума теперь выжил! — огрызнулся Торчков.
— Нет, Иван, с моим умом все в порядке: Фамилия-то начальника колчаковской милиции, если хочешь знать, была не Калаган, а Галаган.
— Хрен редьки не сладче.
— Так-то оно так, но ты следователей не путай, — Хлудневский встретился с прокурором взглядом. — После империалистической да гражданской войны у нас тут в самом деле много инвалидов насчитывалось, однако не могу припомнить таких, кто на железном протезе ходил. Все безногие на костылях либо на самодельных деревяшках хромали.
— А случаев, когда люди безвестно пропадали, не помните? — спросил Хлудневского прокурор.
Старик задумчиво царапнул бороду:
— Когда почтовый тракт через Березовку действовал, разный непутевый народ по нему шлёндал. Даже беглые каторжане бродили. И ограбления случались, и тайные убийства. В тридцатые годы, как коллективизация завершилась, жизнь спокойно потекла, без скандальных событий.