А действительно, если говнюка не убрать, весь промысел Петра Максимовича накроется медным тазом!
И все-таки жутковато было решиться ему на это дело. Прознают корефаны Бори Клинского, кто его заказал, – и кранты Малахольному! Тут и гадать особо не придется: любой московский вор знает, кому Боря Клинский дорогу перешел!
Но Степан Малахова успокоил: его пацаны заделают мочилово под несчастный случай. Не раз, мол, уже таким приемом всяческих козлов, попутавших рамсы, на цвинтар отправлять доводилось, и менты даже дела не открывали.
Степан хотя и употреблял феню, был вроде бы не из блатных, но доверие внушать умел, и Петр Максимович на его предложение в конце концов согласился.
Правда, в цене поначалу не сошлись. Степан запросил сто штук! Чересчур жирно! Петру Михайловичу за такие бабки целый квартал работать надо. Сбил цену до тридцати. Степан остался недоволен, но его условия все же принял.
Он позвонил уже на следующий день! И сообщил, что заказ выполнен: Боря Клинский по пьянке врезался на своей «БМВ» в «КамАЗ», и врагам спасти его не удалось. Проверить этот факт можно, позвонив в Институт Склифосовского. Степан предложил встретиться в Измайловском парке для расчета.
Что и говорить, Петр Максимович такой скорой расправой был потрясен. Причем потрясен за этот день уже во второй раз…
Часом раньше он производил очередной плановый обыск в комнате своей жены и неожиданно наткнулся на тайник. Он был оборудован внутри раздвижной тахты и оказался довольно-таки хитро замаскирован. Петр Михайлович обнаружил его совершенно случайно, чудом.
В схроне оказались исчезнувшие ранее из бельевого шкафа фотографии с вечеринки, пачка российских пятисоток на общую сумму в десять тысяч рублей и тетрадь. Потрясла его именно эта тетрадь.
Она представляла собой нечто вроде дневника. В ней Анюта своим корявым детским почерком записывала свои ощущения от встреч с неким Костей. Как легко было догадаться, речь шла о Константине Карнаухове, многократно запечатленным на бережно хранимых его женой фотоснимках. Из тех записей он понял, что мужик этот является президентом какой-то фирмы «Этель». А также понял, что любовь Анюты к нему – пока что безответная.
Натурально же потрясли Петра Михайловича откровения его супруги. Та подробно описала свои мечтания: что она будет делать в постели, когда ей удастся затащить туда этого Костю. Развратом тут дышала каждая строка.
В тот момент у него в очередной раз всерьез прихватило сердце.
Когда он наконец кое-как оклемался, то принялся изучать откровения жены будто под микроскопом. Никакими датами ее писанина помечена не была, но в последней записи имелась строка: «…через неделю Новый год». Это означало, что дневник не заполнялся уже три месяца. Почему? Ответ напрашивался сам собой: мечтания его Анюты сбылись. И когда два часа спустя он ехал на своем потрепанном «жигуле» в Измайловский парк на стрелку со Степаном, эта мысль не выходила у него из головы.
В «Склиф» же он, как и предлагал Степан, предварительно позвонил и выяснил, что Боря Клинский действительно умер нынешним утром в реанимации, и потому расстался со своими баксами Малахов без особого сожаления – дело того стоило.
И вот, расплатившись, он вдруг подумал: а не примочить ли заодно и этого Костю Карнаухова? Степан работает быстро и без шума, а семейное счастье три сотни зеленых купюр с двумя нолями безусловно стоит. Да что там говорить – оно стоит намного дороже!
И Малахов решился: он назвал имя Карнаухова как объект для ликвидации.
Степан, как выяснилось, его знал.
«Это кто, президент «Этели»? – спросил он и, услышав утвердительный ответ, погрузился в раздумья.
Петр Максимович понял Степана так, что гонорар в тридцать штук его более не устраивает, и предложил пятьдесят, но тот продолжал колебаться. Тогда Малахов, сам содрогаясь от такого безумного мотовства, назвал сумму в сто тысяч.
Но опять твердого «да» не услышал! Петр Максимович решил, что этот Карнаухов – скорее всего, хороший знакомец Степана, и потому более на своем предложении не настаивал.
Вернувшись домой, он, наконец, не в силах более терзаться неизвестностью; вывалил на жену все свои подозрения, подкрепив их демонстрацией ее дневника и фотографий Карнаухова.
Анюта, вся в слезах, упала ему в ноги, сквозь рыдания поясняя, что это было мимолетное девическое увлечение, которое ни к чему серьезному не привело, а теперь вообще осталось в прошлом.
Он поверил и все простил, хотя вроде бы и прощать-то было особо нечего, а также порадовался тому, что сэкономил сто тысяч баксов.
После того дня прошло более двух месяцев, за женой он ничего подозрительного не замечал, и вдруг объявляется Степан и требует сто штук за убиенного Карнаухова! Вот это фольтик так фольтик!
На стрелку он пошел, но бабки с собой не взял. Петр Максимович пока толком не знал, как себя повести. И денег жалко – за что платить-то! – и страшно за собственную жизнь. Только-только окончательно обрел семейное счастье – и на тебе!
После встречи со Степаном он так до конца и не определился и находился в совершенном душевном раздрае.
Малахов редко искал утешения в спиртном, но тут его вдруг прихватило. Он решил навестить своего старого кореша Мишу Пичугина, или попросту Пичугу, и если не излить тому свою душу, то хотя бы пожаловаться на судьбу как бы вообще.
Этот Пичуга был когда-то его, Малахова, мелким дилером, толкал рыжье в розницу, потом занялся какими-то другими делами, ненадолго подсел, а вернувшись с зоны, будто бы совсем завязал и доживал жизнь, подрабатывая сторожем на кооперативной автостоянке. Очень редко, где-то раз в пару лет, они с Пичугой давили бутылек и вспоминали о своем боевом прошлом.
И вот вчера Петр Максимович подзавелся. Выпили они с Пичугой немыслимо для их возраста много – три пузыря водяры. Правда, закусь была полноценная, да и не на скорую руку посидели – аж до самого вечера. В конце концов Малахов отрубился и остался у Пичуги на ночлег.
И вот, возвратившись домой, обнаружил, что жена не была дома вторую ночь подряд! С первой-то ночью все ясно – она позавчера вечером уехала на свои бдения и сутра, конечно, рванула на работу. Но где Анюта сейчас?
Впервые в жизни Малахов пожалел, что так и не купил ей мобильник, посчитал его малополезной безделицей. И вот выяснилось, что он был не прав.
От тревожных размышлений его отвлек звонок в дверь.
5
– А с этим… с Новосельцевым ты спишь? – задумчиво спросил Колодков, не снимая руки с обнаженной груди Кати и затягиваясь сигаретой.
Та вывернулась из его объятий и отодвинулась к стенке, повернувшись к старшему лейтенанту спиной. Потом обиженно пробурчала:
– Вот мужики! Стоит только ночь с ними провести, и сразу хамить начинают.