Грунт под мокрым и тяжелым поверхностным слоем оказался рыхлым и податливым. Яма быстро углублялась, и оба старших офицера, вытянув шеи, не отрывали от нее глаз.
Между тем Колодков и капитан стояли в могиле уже с головой, однако до логического финала дело все не доходило.
Крутилин и Зайцев стали уже озабоченно переглядываться, когда наконец лопата Колодкова уткнулась во что-то твердое.
– Есть! – воскликнул он и с еще большим пылом стал расчищать показавшийся из могилы гроб.
Но вдруг остановился и с видимым сомнением стал его ощупывать.
– В чем дело, Сергей? – заволновался полковник.
– Гроб-то, между прочим, совсем дряхлый, – объявил старший лейтенант.
– Как так? – выдохнул Курутилин.
Бороздин тоже ощупал трухлявые доски.
– Действительно, старое захоронение, – подтвердил он. – Видно, тут уже хоронили кого-то из родственников Фролова либо Бондарчука. – И капитан, выбравшись из ямы, добавил: – Так, собственно, и должно было быть. Ведь могила-то на старом месте, в самом центре кладбища.
– А где же гроб Фролова? – спросил его полковник с таким ошарашенно-комичным видом, что Дмитрию, несмотря на безусловный драматизм и даже трагичность ситуации, стоило немалых волевых усилий сдержать смех.
– Дорогое, видно, было изделие, вот и увели, – на полном вроде бы серьезе предположил Колодков, тоже поднимаясь на поверхность. – Поди, не меньше десяти штук баксов домовина-то стоила.
Полковник окинул его диким взором:
– А ты хорошо посмотрел внутри, Сергей?
Этот вопрос показал Бороздину, что начальник управления сейчас явно не в себе, но и сам капитан не мог взять в толк, что же такое произошло с гробом, а главное, с трупом, к которому, собственно, у них и было дело.
– А Фролова точно здесь закопали? – робко спросил Зайцев полковника, который теперь неотрывно сверлил взглядом свежевскопанную яму, словно пытаясь разглядеть на ее дне нечто такое, что укрылось от взоров его нерадивых сотрудников.
– Я сам был на похоронах, крышку гроба на моих глазах заколотили, – последовал исчерпывающий ответ.
– А когда это было? – поинтересовался Колодков.
Вроде бы несколько оклемавшийся полковник стал загибать пальцы:
– Вторник, среда… Девять дней назад.
– Девятины, значит, сегодня, – заключил старший лейтенант. – Выходит, друзья и близкие на могилку нынче придут, чтобы Олега Фролова помянуть. А покойничка-то на месте и нет. Он, оказывается, ноги сделал. Вот смеху-то будет.
Крутилин встрепенулся:
– Зарывайте эту яму немедленно!
Опера дружно взялись за лопаты, и вскоре уже катили телегу к выходу из кладбища.
– Чем завтра заняться думаешь? – спросил Зайцев Дмитрия.
– По какому делу?
– У тебя сейчас одно дело: анонимка по поводу Шуйского и убийства Фролова.
– А убийство самого журналиста?
– Пусть им Дроздов занимается.
– А исчезновение трупа Фролова?
Майор покачал головой:
– Это – не твое. Это – Крутилина. Больше у тебя никаких направлений не наметилось?
– Только «Склиф». Там умерли все четыре упомянутых в анонимке фигуранта.
Зайцев с любопытством взглянул на капитана:
– Думаешь, есть за что зацепиться?
– Может быть.
– Тогда отсыпайся и езжай в «Склиф». Колодков будет в управлении – он мне нужен там.
7
Отоспаться Бороздину толком опять не удалось. Сон не шел, а когда удавалось-таки на короткое время забыться, снилось нечто неопределенное, но такое кошмарное, что Дмитрий заставлял себя немедленно проснуться.
Смирившись с бессонницей, капитан открыл глаза и принялся выстраивать версию, хоть как-то объясняющую события вчерашнего дня – убийство журналиста и пропажа трупа на Кунцевском кладбище – в свете полученной Крутилиным анонимки. Ему казалось, что все эти эпизоды должны быть связаны между собой.
Ничего путного, однако, в голову не приходило, возможно, потому, что мысли его неуклонно возвращались к «делу Арзаевой», а точнее, к образу самой Азы.
Тогда он встал, включил свет, подошел к серванту и открыл ящичек с документами. Здесь у него лежала фотография Азы Арзаевой. Она была переснята с художественного фотопортрета девушки, что висел в ее квартире. Исполнил эту работу по его, Дмитрия, просьбе (в смысле, за бутылку коньяка) судебный фотограф Юра.
Бороздин взял ее и пошел на кухню в поисках свечки. Лежал у него где-то небольшой огарочек на случай очередной аварии в электросети.
Найдя свечку, он зажег ее, поставил на стол на блюдечке и выключил электролампочку. После чего сел напротив свечи на стул и принялся разглядывать фотографию Азы. Снимок девушки при слегка колеблющемся от потока свежего ночного воздуха через открытую форточку пламени возвращал Дмитрию душевное равновесие. Он в этом убеждался неоднократно.
И постепенно мысли капитана очищались от мучавших его кошмаров, приобретая характер неких светлых мечтаний, хотя, может быть, и достаточно греховных, а потом голова его опустилась на стол, веки смежились, а рука непроизвольно коснулась блюдечка со свечой, которая, опрокинувшись, потухла.
Горячий воск капнул на тыльную сторону ладони Дмитрия, обжигая ее, но он не почувствовал боли, забывшись наконец в глубоком и сладком сне.
С заведующим реанимационным отделением «Склифа» Бороздин был знаком – неоднократно приходилось общаться с ним по службе. Поэтому Дмитрий считал, что с этим интеллигентным и располагающим к себе человеком он может быть в разумной мере откровенен.
– Вопрос совершенно конфиденциальный, Владимир Георгиевич, и было бы очень нежелательно, если суть нашего с вами разговора стала бы известна кому-либо еще.
– Излишнее напоминание, капитан, – понимающе улыбнулся доктор, – ведь мы с вами, так сказать, сотрудничаем не первый год.
– И тем не менее… Случай особый. – Чтобы не обидеть уважаемого человека, Бороздин осторожно подбирал слова: – В вашей реанимации в течение трех последних месяцев умерли четыре человека…
– Вы ошибаетесь, капитан, – вновь улыбнулся врач, не реагируя на напряженную интонацию сыщика, – умерло у нас за этот период времени гораздо больше больных, что, конечно, очень печально. Однако процент смертности в нашем реанимационном отделении неуклонно снижается. У нас работают очень квалифицированные специалисты.
– И вы, конечно, всех своих сотрудников хорошо знаете?
Заведующий насторожился:
– Вы кого-то конкретно имеете в виду?