— Верно! — оживился опер. — У вас есть какая-нибудь информация по этому поводу?
— Боюсь, что нет. Но я хотел бы знать, как… это произошло.
— А вы подъезжайте сейчас к нам в отделение, и поговорим.
Через несколько минут Кондаков уже заводил свою «десятку», а через двадцать минут был в кабинете опера Куракина, совсем молодого пацана, на взгляд Мясника.
«И вот таким молокососам доверяют дела об убийствах», — подумал он с обычным презрением к государственным органам.
— Вы давно видели Ивана Кротова? — спросил Куракин, и до Мясника не сразу дошло, что Кротов и есть Зяблик.
Вроде бы карточная игра нынче государством не преследовалась, и Кондаков честно ответил, что где-то с неделю назад перебрасывались в картишки.
— Вы знаете этих людей? — задал ещё один вопрос опер и положил на стол перед Мясником две фотографии.
Одну рожу Кондаков узнал сразу. Этот лупоглазый последнюю неделю практически каждый день приходил в ту мясную лавку, где Игорь чаще всего и обретался. Он понял, что мордовороты на снимках имеют непосредственное отношение к убийству Зяблика, раз ему показывают их фотки. Но если Игорь укажет на лупоглазого, будет ли какой-то толк? Неужели этот сопляк, который сидит напротив него, может действительно поймать самого настоящего убийцу? А если и поймает — адвокаты все равно бандита как-нибудь да отмажут.
— Нет, впервые вижу, — твердо заявил Игорь. — Но если они мне встретятся, я вам непременно позвоню.
— Ну что ж, спасибо, что пришли к нам. Надеемся на ваше содействие. — Куракин встал и пожал ему руку.
Мясник помялся.
— А это они, значит… Зяблика?..
— Окончательный ответ на этот вопрос даст суд, но, по нашим данным, именно они застрелили Ивана Кротова.
Кондаков целый день провел в лавке, которую обычно посещал лупоглазый. Он ещё толком не знал, что будет делать, если его увидит, но уже положил в наплечную сумку топорик для разделки мясных туш.
И лупоглазый появился!
Он, как обычно, не торопясь, взял кило говяжьей вырезки и двинулся к выходу.
Мясник последовал за ним, держась на расстоянии метров в двадцать.
Шли они недолго. Уже через пять минут лупоглазый зашел в подъезд девятиэтажного дома и, минуя лифт, стал подниматься по лестнице. Остановился на третьем этаже. Здесь-то его и достал Мясник.
— Эй! — окликнул он лупоглазого, опять-таки ещё не зная, что будет делать, но нащупывая рукоятку топорика.
Лупоглазый обернулся, но диалога не получилось. Длинный и острый самодельный зековский нож вошел сзади и сбоку в печень Игоря Кондакова, и тот рухнул сначала на колени, а потом лицом на грязный пол.
Картуз выдернул нож, обтер его о куртку Мясника и пояснил корешу:
— Я в окошко углядел, как он тебя выслеживал.
— Кто он такой и чего теперь с ним делать? — забеспокоился Мыловар.
— Затащим в нашу квартиру, пусть там полежит — все равно нам скоро сваливать.
В квартире Кондакова обыскали и нашли у него удостоверение владельца мясной лавки мелкооптового рынка.
— Херня какая-то! — удивились братаны.
19 августа, суббота: вечер
— Дядя считает, — заявил боссам «третий человек», — что всему составу нашей группировки надо наговорить на диктофон следующую фразу: «Срочно попросите Антона».
— Какого хера? — тут же возмутился Зямба.
— Именно этими словами вызвали Антона от Лаймы. Когда все записи будут сделаны, спецы точно определят «крота» в нашей организации, — пояснил Иван.
— Каким же образом? — не унимался Зямба.
— Через Лайму.
— Так она и скажет! — усмехнулся кавказец.
— Генерал прогонит её через детектор лжи, никуда она не денется.
— А менты, выходит, всех нас узнают поименно, — зло бросил Зямба.
— Зачем? Записи будут анонимными. Просто генерал передаст нам ту из кассет, голос на которой соответствует по тембру и интонации телефонному звонку. А у нас останутся дубликаты всех этих кассет, но уже с именами.
— Так менты узнают численность нашей группировки, — продолжал возражать упрямый кавказец.
— Они и так её знают, — вмешался в спор Келарь. — Посланник дело говорит. Сегодня же начинаем запись. Причем с себя. Давай диктофон, Иван.
Разговор этот происходил в пятницу днем, а потом в течение полутора суток в сколковском офисе шла невиданная акция, над которой посмеивались все члены организации, но никто не осмеливался возражать. Наконец кассеты были переданы генералу Крюкову.
Он договорился о встрече с Лаймой. Перед визитом зачем-то сходил в салон красоты, купил коньяк, торт и цветы.
Лайма тоже встретила его во всем блеске. Бюст не открыла, но подчеркнула модным бюстгальтером, зато совершенно обнаженной оставила спину, стройные бедра облегала короткая юбка.
— Ну что, начнем допрос, — улыбнулся генерал и решился на легкий поцелуй, в ответ на который Лайма сумела прижаться к Андрею Крюкову едва ли не всем телом.
— О, какие чудесные розы! — воскликнула она и выигрышно поставила вазу с цветами на сервант, возле стола, за которым они расположились. Рядом с бутылкой коньяка очутился принесенный Лаймой из кухни виноград. — Торт, если не возражаете, оставим на десерт. Может быть, сначала по рюмочке, для лучшего восприятия текста, — в меру кокетливо предложила хозяйка.
Гость не возражал.
Лайма предложила по второй, но генерал проявил железную стойкость: работа есть работа.
Началось прокручивание записей. Андрей ловил себя на том, что практически в упор, до неприличия, смотрит на Лайму. Он просто не мог оторвать от неё взгляд, настолько изящны были её движения, настолько совершенна фигура. И то и дело голову посещала шальная мысль: а не бросить ли к черту свое генеральство и не поселиться ли где-нибудь в тихом уголке Европы, наслаждаясь тишиной, свободой и Лаймой. Бабок-то он нахватал достаточно.
Но надо было прослушивать записи.
Никакого детектора лжи генералу не требовалось: он легко чувствовал по интонации, правду говорит «испытуемая» или нет.
— Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Всё — голос дрогнул: это тот человек, который ей звонил! Но генерал продолжал эксперимент.
И далее вновь последовало:
— Нет. Нет. Нет. Нет.
Итак, все записи прослушаны.
— Ну что ж, нет так нет, — пожал плечами генерал. — Давайте лучше выпьем.