По ходу объяснения Уборевич делал новые пометки на карте, попутно перечеркивая некоторые из оставленных Тухачевским. Глядя на это, маршал слегка поморщился, но ничего не сказал.
Далее Уборевич коснулся необходимых сил и средств, обстоятельно расписав численность каждой группировки, особо остановившись на вопросах снабжения. Он полностью одобрил идею Тухачевского относительно реквизиции всего автотранспорта страны басков для воинских нужд, присовокупив, что также необходимо провести реквизиции конского парка.
Присутствовавший на совещании президент Агирре тут же заявил, что все автомобили, включая даже президентский гараж, будут незамедлительно переданы в распоряжение советских товарищей. Что же касается лошадей, то, увы, он должен с сожалением констатировать, что в Эускади их почти нет, а те, что были, уже давно переданы в ополчение. Правда, есть ослы и много...
- Вот это уж точно! - хмыкнул командующий Стрелковым Корпусом Особого Назначения Апанасенко.
Правда, он тут же спохватился и попросил переводчика не доводить до сведения Агирре значения последней фразы. Баскский президент вежливо подождал перевода, но, не дождавшись, продолжил:
- Еще у нас есть мулы, и если советские товарищи хотят, то...
- Хотят! - в один голос рявкнули комкор Апанасенко, комдив Ефремов и, к всеобщему изумлению, комбриг Водопьянов.
Последний тут же пояснил, что нехватка автомобилей в бригаде тяжелых бомбардировщиков достигает угрожающих размеров и может отрицательно сказаться на боеспособности вверенного ему соединения.
- Если моим ребятам придется таскать к самолетам бомбы вручную, то больше пяти самолетов за раз на бомбометание не вылетит! А если мы бензин будем ведрами доливать - вообще никто не вылетит! - кипятился полковник Водопьянов. - Хоть мулов пусть дают! Будем на телегах бомбы возить, патроны, бочки с бензином...
- Погоди-ка, товарищ Водопьянов, - озабоченно прервал его член военного совета АГОН Мехлис. - У тебя по списку аж восемь "бэзэ" тридцать пятых. Что ж тебе этого не хватает? И две БПС у тебя есть...
- Товарищ Мехлис, позвольте-ка, я объясню, - кряжистый комбриг Чкалов поднялся со своего места и навис над столом, опершись об него руками. - Корпус, по приказу товарища маршала, - он мотнул лобастой упрямой головой в сторону Тухачевского, - был переформирован в последний момент. В результате мы получили часть машин в экстренном порядке, без соответствующей проверки и подготовки. "Бэпэски", к примеру, нам с пожарных частей передали - всю дорогу их из красных в защитные перекрашивали! Так вот: часть аэродромной техники попала к нам в изношенном, а иногда - и неисправном состоянии. Лучшее мы, уж извините, забрали для Громова и для Красовского- истребители нам в первую очередь нужны! Да и Каманину с его легкими бомбардировщиками тоже - дай. А Михаил Васильевич - вроде как бедным родственником остался. БЗ-35 у него не восемь, а семь и из них на ходу - три. А БПС вообще - только одна работает, да и то - с перебоями!
- А куда же вы, товарищ Чкалов, смотрели, когда такую технику принимали? - Тухачевский кипел праведным негодованием. - Отбраковали бы! В приказе, по-моему, было ясно сказано: "Провести полную проверку принимаемой техники, в случае выявления недостатков - отбраковывать и отправлять на ремонт, либо - на замену"? - Раздражаясь, он повышал и повышал голос. - Почему же вы допустили такую халатность? Не проследили?!
- А потому товарищ маршал, - Чкалов тоже начал заводиться и повышать голос, - что в вашем приказе не было указано, как сделать в сутках сорок часов! В течение двух недель на базе полков разворачивались бригады, которые тут же, в порядке катастрофы, упаковывают самолеты и грузят их на неподготовленные платформы, вперемешку с аэродромной техникой. И в этот момент, когда все превращается в какой-то вертеп, к нам приходит дополнительные машины. Кто их должен был проверять? Аэродромная служба? Они уже загружены выше головы! Летчики? Они новые самолеты принимают! Может быть, товарищ маршал считает, что я должен был лично проверить всю прибывшую технику?!
- Должны были и все! - взорвался Тухачевский. - Вы получили приказ? Будьте так любезны, сокол вы наш сталинский, проверить все своими ручками, раз не умеете работу организовывать! Летать каждый может, а вот приказы выполнять...
- Разумные приказы отдавать тоже, как видно, не всякому дано! - бухнул в ответ Валерий Павлович.
Побледнев, Тухачевский двинулся к Чкалову:
- Да я тебя... я тебя...
Грохнули стулья и все присутствующие летчики вскочили с мест. Мехлис рванулся и встал между готовыми сцепиться на смерть командирами:
- Товарищи! Товарищи! Как комиссар приказываю: прекратить! Вы же коммунисты!..
Тухачевский грозно рыкнул:
- Это дело не партийное! Налицо - злостное игнорирование приказа вышестоящего начальника!
Каманин, Громов, Водопьянов, блестя золотыми звездочками героев, сомкнулись вокруг Чкалова, Красовский, у которого наград было тоже не мало, встал перед своим комкором, словно закрывая его собой от разъяренного маршала.
Мехлис напрягся, прищурился:
- То есть как это "не партийное дело"? - поинтересовался он.
В его голосе явственно зазвучал металл, и звук этот чем-то напоминал лязганье стальных засовов и скрежет железных решеток.
- Михаил Николаевич, вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите? Вы всерьез полагаете, что в Красной Армии могут быть вопросы, в которых партии делать нечего?
Тухачевский вздрогнул и замер. В штабе застыла липкая, вязкая тишина, которую внезапно прервал мягкий голос с кавказским акцентом:
- Я думаю, товарищ маршал неправильно выразился, товарищ корпусной комиссар
Все, словно повинуясь неслышной команде, повернулись туда, где сидел начальник контрразведки АГОН комиссар Государственной Безопасности третьего ранга Кобулов. Богдан Захарович вертел в руках карандаш и спокойно неторопливо говорил, будто бы рассуждая сам с собой:
- Товарищ маршал хотел сказать, что совершенно необязательно разбирать персональное дело коммуниста Чкалова на партийном заседании. Товарищ Тухачевский хотел сказать, что обязательно разберется в создавшейся ситуации и виновные понесут строгое наказание, но сейчас нам всем предстоит воевать тем, что есть. Ведь так, товарищ маршал?
Тухачевский смотрел на карандаш, крутящийся в толстых сильных пальцах Кобулова, словно на ядовитую змею. Ему вспомнилось отчуждение окружающих на майском параде, и неприятный холодок пробежал между лопаток. А слишком вольные речи, которые он вел при свидетелях, а сообщения о том, что многие из их с Уборевичем сподвижников арестованы или просто, пропали неизвестно как и куда... Он вдруг вспомнил, что Чкалов - любимец Сталина, и, осторожно переведя дух, кивнул и выдавил из себя:
- Разумеется...
- Вот, а вы, товарищ Мехлис, шум поднимаете, обвиняете товарища маршала, черт знает, в чем...