Уорнер отворачивается — мне виден только его профиль, сжимает руки, словно размышляет, касается губ.
— Я только пытаюсь тебе помочь.
— Ложь.
Он задумчиво кивнул:
— Да, большую часть времени — да.
— Я не хочу здесь оставаться, не хочу быть твоим экспериментом. Отпусти меня!
— Нет. — Он встал. — Боюсь, этого я не могу сделать.
— Почему?
— Потому что не могу. Мне… — Он потянул перчатки за пальцы, кашлянул и зачем-то посмотрел на потолок. — Ты мне нужна.
— Чтобы убивать людей?
Он ответил не сразу. Подойдя к свече, он стянул перчатку и пошевелил пламя голыми пальцами.
— Знаешь, Джульетта, с этим я прекрасно справляюсь сам. Можно сказать, я профессионал.
— Это отвратительно.
Уорнер пожал плечами:
— А как, по-твоему, человек моего возраста может управлять столькими подчиненными? Как иначе отец доверил бы мне управление целым сектором?
— Отец? — Во мне вдруг проснулся острый интерес.
Уорнер игнорировал мой вопрос.
— Механизм страха достаточно прост. Я запугиваю людей, они слушаются меня. — Он махнул рукой. — Пустые угрозы в наше время ничего не стоят.
Я зажмурилась.
— Значит, ты убиваешь людей ради власти?
— Как и ты.
— Да как ты смеешь!
Уорнер захохотал.
— Ты, конечно, можешь себе лгать, если тебе так проще.
— Я не лгу!
— Отчего же ты так долго не отталкивала Дженкинса?
Язык вдруг отказывается повиноваться мне.
— Почему ты сразу не начала брыкаться, а выждала добрых две минуты?
Руки задрожали, и я стискиваю кулаки.
— Ты ничего обо мне не знаешь.
— Зато ты обо мне много навоображала.
Я стиснула зубы, боясь слово вымолвить.
— Я по крайней мере не вру, — добавил Уорнер.
— Ты только сейчас подтвердил, что постоянно лжешь!
Он приподнял брови.
— Я хотя бы честно признаю, что лгу!
Резко поставив стакан с водой на тумбочку, я закрыла лицо руками и попыталась сохранить спокойствие.
— Ну хорошо… — Мой голос странно скрипит. — Тогда зачем тебе я? Ну, если ты такой профессиональный убийца?
Улыбка скользнула по лицу Уорнера.
— Однажды я познакомлю тебя с ответом на этот вопрос.
Я хотела возразить, но он жестом остановил меня, взяв кусок хлеба с тарелки и сунув мне под нос.
— Ты практически ничего не ела за ужином. Так не годится.
Я не двинулась.
Уронив хлеб на тарелку, он поставил ее к стакану, повернулся ко мне и вдруг впился в мои глаза таким напряженным взглядом, что я почувствовала себя безоружной. Я столько хотела ему сказать, прокричать, но отчего-то сразу забыла слова и была не в силах отвести взгляд.
— Съешь что-нибудь, — сказал он, отворачиваясь. — И ложись спать. Я приду за тобой утром.
— Почему я не могу спать в своей комнате?
Он поднялся и отряхнул совершенно чистые брюки.
— Я хочу, чтобы ты осталась здесь.
— Для чего?
Уорнер отрывисто засмеялся.
— Сколько вопросов…
— Ну, если ты дашь мне прямой ответ…
— Спокойной ночи, Джульетта.
— Ты отпустишь меня? — снова спросила я, уже тихо и робко.
— Нет. — Он сделал шесть шагов до угла, где стояла свеча. — И не буду обещать, что твоя жизнь станет легче.
В его голосе не слышалось ни сожаления, ни раскаяния, ни сочувствия, будто он говорил о погоде.
— Опять лжешь?
— Все может быть, — кивнул он будто бы своим мыслям, задувая свечу.
И исчез.
Я пыталась бороться с собой.
Я пыталась не спать.
Я пыталась собраться с мыслями, но не смогла.
Я заснула, совершенно обессилев.
Почему ты не покончишь с собой, однажды спросил меня кто-то в школе.
По-моему, вопрос был задан, чтобы досадить мне, но я впервые задумалась о такой возможности. Я не знала, что ответить. Может, это глупо, но я втайне надеялась — если буду хорошей девочкой, если буду хорошо себя вести, говорить правильные вещи или молчать, родители, возможно, изменят свое мнение обо мне. Я верила, что в конце концов они начнут прислушиваться к моим робким словам. Я думала, они дадут мне шанс. Может, даже полюбят меня наконец.
Во мне никогда не умирала эта глупая надежда.
— Доброе утро.
Глаза у меня мгновенно открылись. Я никогда не умела крепко спать.
Уорнер смотрит на меня, сидя в ногах кровати в свежем костюме и идеально начищенных туфлях. Все в нем безупречно. Незапятнанно. Дыхание Уорнера прохладно и свежо в хрустальном утреннем воздухе — я чувствую его на лице.
Только через секунду я поняла, что запуталась в простынях, на которых спал Уорнер. Лицо начинает гореть, и я поспешно высвобождаюсь, едва не упав с кровати.
На приветствие я не ответила.
— Хорошо спала? — спрашивает он.
Поднимаю голову. Его глаза такого странного оттенка зеленого, кристально-прозрачные, неприятно пронзительные, проницательные. Волосы густые, роскошного золотого оттенка. Он строен и вовсе не производит внушительного впечатления, хотя хватка определенно сильная. Я впервые заметила у него на левом мизинце нефритовое кольцо.
Перехватив мой взгляд, Уорнер встал, натянул перчатки и сцепил руки за спиной.
— Возвращайся в свою комнату.
Заморгав, киваю, встаю и едва не падаю. Схватилась за кровать — голова закружилась. Сзади послышался вздох Уорнера.
— Ты не съела то, что я вчера оставил?
Дрожащими руками хватаю стакан с водой и заставляю себя проглотить немного хлеба. Привыкнув к голоду, я забыла, как его узнавать.
Когда я уже держалась на ногах, Уорнер повел меня в коридор. Я еще сжимала в руке ломтик сыра.
Выйдя в коридор, я снова чуть не упала.
Здесь еще больше солдат, чем на моем этаже. Каждый вооружен минимум четырьмя видами огнестрельного оружия — автоматы болтаются на шее, пистолеты за ремнем. На всех лицах при виде меня проступает мимолетный ужас, и каждый сжимает оружие чуть сильнее, когда я прохожу мимо.