Мне тут же припомнилось, что в какой-то книжке читал про прозвище одной из королев Франции. Не помню, как звали самого короля, да и ее имя тоже выскочило из головы, а вот прозвище…
Мудрая Краса [91] .
Вот оно как раз впору моей лебедушке. Прямо в точку.
И вообще, возможно, тебе, парень, пока удается достойно играть в шахматы на доске этого мира, даже просчитывать ситуацию на пару-тройку ходов за соперника, раз пока получается все задуманное, но сейчас тебе лучше благоговейно замереть, ибо перед тобой гроссмейстер, по сравнению с которым ты…
И тут меня осенило. Не иначе как кто-то прислушался к моей горячей просьбе и, сжалившись, действительно «поднял веки» обалдую, показав очевидное.
Да ведь Борис Федорович в свой смертный час потому и завещал Федору, чтоб присягали на верность не ему одному, а всей семье. Знал он об уме дочери, прекрасно знал. И что она сможет подсказать братишке выход из затруднительных ситуаций – тоже уверен был, вот и завещал сделать именно так. А уж мать заодно пошла, прицепом.
Хотя нет, внесем поправку. Возможно, он построил все куда хитрее, и Мария Григорьевна не прицеп, а… прикрытие.
Ну точно! Если невидимый враг пожелает извести тайного советника царевича, то в первую очередь остановится в качестве вероятной кандидатуры именно на вдове – мать все-таки, опять же возраст, опыт и прочее.
А вот на Ксюшу – белую лебедушку при наличии Марии Григорьевны точно никто не подумает, значит, ей, пока мать жива, ничто грозить не будет. А уж потом, когда разберутся, станет поздно, непоправимо поздно, ибо дойдет до них очень не скоро.
Если б она еще была уродиной, тогда побыстрее, но чтоб такая красавица оказалась еще такой умницей?! Да мужикам просто комплекс неполноценности не позволит так думать, к тому же действительно жизнь, как правило, более справедлива и наделяет человека не столь щедро, всем сразу, а вот ей отвалила от души.
Вот только не успела царевна ни сделать ход, ни дать подсказку неумелому игроку. Времени ей не хватило – уж больно мало деньков отпустила судьба.
Ну ничего. Зато теперь, со мной…
– Ой как здорово я все понял, – медленно произнес я.
Она вновь зарделась, но на сей раз от удовольствия, успев почувствовать неподдельный восторг в моем голосе, но тут же с тревогой спросила:
– А не изобиделся ли?
– Ну что ты! – горячо возразил я. – Если хочешь знать, то… – Но договорить не дал Дубец, влетевший, как ошпаренный, в трапезную.
– Княже! – прямо с порога завопил он, тыча пальцем в сторону распахнутой двери. – Там того!
– Чего того? – улыбнулся я. – Сюрприз, что ли?
– Точно, он самый! – закивал он.
– Опоздал ты с ним, – заметил я. – Тебе бы… А впрочем, и хорошо, что опоздал, так что… – И осекся, во все глаза уставившись на вошедшего следом за Дубцом.
Передо мной стоял… Вратислав.
– Деда сказывал, чтоб ты поспешал, – тяжело дыша, выпалил он. – Да чтоб ни часом не медля, коль хотишь… – Вратислав замялся, покосившись вначале на Дубца, потом перевел сомневающийся взгляд на Ксению, но нашелся, вывернулся: – Чего ранее хотел. Да с собой чтоб все прихватил, чего… в пути-дорожке занадобится.
От неожиданного сообщения я оцепенел, но затем, вихрем сорвавшись с места, принялся лихорадочно собираться, торопясь и боясь не успеть.
Наконец-то!
Пока я бестолково суетился, Ксения не проронила ни словечка, глядя на мои сборы.
Впрочем, были они недолгими. Ремень сабельных ножен через плечо, арбалет с десятком болтов в руку, засапожник и без того всегда за голенищем, да еще две жмени монет в карманы – вот, пожалуй, и все мои «сувениры» для двадцать первого века.
Теперь осталась только гитара, которую я не стал вынимать из футляра, даже засунув туда кое-что дополнительно, благо, что место оставалось.
Кажется, все…
– А ты чего встал, Дубец?! – рявкнул я на гвардейца, озадаченно хлопавшего глазами. – Быстро запрягай возок, да чтоб одна нога здесь, а другая там…
– Побыстрей бы, княже, – поторопил Вратислав. – Деда сказывал, как бы не запоздать, уж больно оно… – И попрекнул: – Эва сколь ты копаешься, а там…
– Не тебе, холоп, князю пенять! – резко перебила его Ксения и, повернувшись ко мне, тихо спросила: – Сызнова?
– Сызнова, – кивнул я.
– Не поспеть нам с нею… – жалобно простонал внук волхва, первым догадавшийся, для кого предназначен возок. – Пока запрягать учнут, пока прочее…
– А без нее нельзя, – отрезал я. – Без нее я вообще шагу отсюда не сделаю. – И повернулся к царевне.
Она по-прежнему оставалась стоять, где стояла, только в черных глазищах печаль сменилась недоумением, а затем удивлением – неужто не ослышалась, неужто…
– Неужто, – подтвердил я. – На этот раз я тебя одну не оставлю, царевна. – И весело подмигнул ей.
Вратислав испуганно ойкнул, поняв, кто стоит перед ним, виновато развел руками и учтиво поклонился, но, выпрямившись, все равно упрямо заметил:
– Тока ежели вот так стоять, точно никуда не поспеем.
– Ты бы и впрямь поспешила, – мягко поторопил я ее. – Только, пожалуйста, никаких сундуков. Налегке надо, да и путь у нас хоть и дальний, но в то же время очень короткий – к обеду на новом месте будем, а там… Ну словом, ничего уже не понадобится.
Она согласно наклонила голову и… объявила:
– Я готова.
Вот даже как. Ишь ты – настоящая жена воеводы, которой времени на сборы, если что, надо даже меньше, чем мне.
Чувствовалось, что Ксению распирает любопытство, но она сдерживала себя. Просьба рассказать, куда мы на сей раз собрались, а сейчас стремительно мчим во весь опор, стремясь наверстать упущенные на запрягание лошадей в возок минуты, отчетливо читалась в ее глазах, но она ее так и не озвучила – терпела.
Лишь один раз, тихонько охнув, когда возок подпрыгнул на какой-то высокой кочке, она пожаловалась:
– Чудно. Вроде бы и ты ныне рядышком, а сердечко все одно – от тревоги не уймется.
– Я же с тобой, так чего бояться, – напомнил я.
– Потому и сказываю, что самой чудно, – виновато улыбнулась она, попросив: – Ты уж не серчай, ладноть?
Я кивнул в ответ, обнял покрепче, давая понять, что бояться нечего. Все, отбоялись, так что впереди только одна радость и веселье.
Хотя погоди-ка, не только они. Еще и долгожданная встреча с дядей Костей, а затем с мамой, папой, дедушкой Юрой, бабушкой Мирой…