– Не умею я поддаваться, – посетовал царевич.
– Я научу, – пообещал я и коротенько поведал о методе... дяди Кости, который в таких случаях в самом начале партии делал вид, что зевает фигуру, а потом уже всю партию сражался на равных. Но уточнил, припомнив собственные игры в Путивле: – Только Дмитрию лучше прозевай сразу две. Так оно спокойнее.
Выглядел государь еще слабым, да и принимал нас лежа в постели, но настрой у него и без всяких психологов был боевой. Разговаривал с нами кратко, но достаточно дружелюбно – не иначе как поработал Басманов, который в отличие от Дмитрия был хмур, зол и мрачен.
О причинах безрадостного настроения боярина я узнал чуть погодя, когда мы оставили Годунова наедине с царем продолжать шахматный поединок, а сами вышли из опочивальни.
Оказывается, кто и каким образом – дознаться удалось, тем более после выяснения, что приболел именно Хворостинин, и стало ясно, что отрава добавлена в вино. Однако главное действующее лицо взять живым не смогли – часом ранее его труп был найден под одной из старых колымаг на заднем дворе.
Второй же, остававшийся в живых, после пытки на дыбе заявил, что повеление насчет ядовитого порошка им было получено от убитого, который сразу пообещал награду от имени... престолоблюстителя.
– А ты думал, он назовет Голицыных или Шуйских? И я бы так же поступил на их месте, – невозмутимо заметил я Басманову. – Мало ли как все сложится, потому желательно подставить вместо себя другого, а лучше врага, чтоб одной стрелой двух зайцев.
– Есть, правда, еще одна ниточка... – протянул боярин. – Перстеньки они оба получили дорогие. Работа не старинная, но камешки знатные, так что ежели по серебряникам [20] пройти, то...
– Могут заподозрить неладное, – перебил я. – Лучше сделай иначе – собери их всех завтра в палатах. А повод невинный. Мол, желает государь сделать крупный заказ, чтоб приготовить к приезду своей невесты достойные для нее украшения.
– Не рано ли о невесте речь вести? – усомнился Петр Федорович.
– Ну тогда иное, – поправился я. – Мол, хочет он в ознаменование избавления от смерти преподнести дар церкви Рождества Иоанна Предтечи. Ну там, потир какой-нибудь, кадило или еще что – неважно. Желает, дескать, государь самолично возложить его на алтарь в приделе святого Уара, каковой мученик его и спас.
– Так-то оно куда лучше удумано, – сразу оживился Басманов. – И впрямь ни к чему их раньше времени тревожить. А уж когда соберутся, я всех серебряников к ногтю и прижму. – Он предвкушающе потер ладони, похвалив меня: – Мудёр, княже, ой как мудёр.
– А вот к ногтю прижимать ни к чему, – поправил я, воодушевленный столь высокой оценкой моих умственных способностей, и пояснил: – Запросто могут испугаться и промолчат.
– Дыба язык быстро развяжет, – отмахнулся Басманов.
– На дыбе человек и чего не было на себя наговорит, – возразил я. – Куда проще и тут схитрить. Мол, очень государю приглянулись перстеньки, кои ему на глаза попались. Вроде и простенькие, но в то же время запали чем-то в душу, и все тут. Вот он и повелел заказать это кадило именно тому, кто их делал. Поверь, что сразу кто-то признается.
– И то дело. Чего всех пужать, – кивнул боярин. – Куда лучше одного к ногтю.
«Нет, если и брать Басманова в союзники, то использовать его чисто на военных направлениях», – сделал я категоричный вывод.
Тонкая следственная работа, судя по его кровожадным заявлениям, явно не его конек, так что, став министром внутренних дел, он сразу засадит в кутузку половину москвичей, и все это лишь для того, чтобы найти одного виновного, которого он... все равно не найдет.
Придется мне и дальше тыкать его носом в очевидные вещи.
– Дался тебе этот ноготь, Петр Федорович! – возмутился я. – Нет же его вины в том, что он исполнил заказ. К тому же по доброй воле он сам тебе расскажет куда больше. И еще одно. Не забудь, что этот серебряник, который сработал перстеньки, сгодится тебе и потом, да еще как. Ты ему заказ поручи да отпусти, а сам людишек приставь, чтоб за его лавкой приглядывать.
– Для чего? – недоуменно уставился на меня Басманов.
Я вспомнил бесследно исчезнувшего подьячего Казаринова из Разрядного приказа и зло усмехнулся. Скорее всего, отравители Бориса Федоровича и нынешние одни и те же. Значит, и метод заметания следов должен быть тот же самый.
Тогда я не успел, зато сейчас...
– А после этого объяви среди бояр и про перстеньки, и про то, что завтра твои люди начнут шерстить всех серебряников по Москве, разыскивая изготовителя. Поверь, что уже вечером к нему непременно придет человек, дабы избавиться от видока. Главное, чтобы твои люди не упустили его.
Басманов выслушал и пристально уставился на меня. После недолгого молчания он спросил:
– Сам ли такое умыслил али как?
– Али как. Были у меня ранее в знакомцах умные людишки, – пояснил я. – Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, Мегрэ, Ниро Вулф. Вот они горазды на такое, а мне сейчас кое-что припомнилось из их хитростей, вот и все. – И пошел забирать Федора.
По пути обратно в Запасной дворец Годунов держался бодро, оживленно рассказывал о Дмитрии, причем с явной симпатией и даже чуточку с завистью, и я в очередной раз восхитился даром «сынишки Иоанна Грозного» быстро и непринужденно обаять, особенно когда человек доверчив и простодушен, как мой ученик.
– Сказывал, братья мы теперь с тобой по несчастью – обоих нас бояре извести желают, потому и держаться нам отныне надобно за один, яко пальцы, кои в кулак сжаты, во как! – умилялся он.
Хотел было внести парочку маленьких поправок, чтобы царевич не сильно обольщался, но вовремя удержался и смолчал.
А зачем? Пусть все будет именно так.
Более того, оно ж только на пользу. Ведь чем простодушнее, открытее и доверчивее будет в общении с ним Федор, чем искреннее станет говорить с государем, тем меньше подозрений у самого Дмитрия, а следовательно, и новых каверз ждать от него не придется.
К тому же не следует забывать, что престолоблюстителю, когда он станет царем, тоже желательно сохранить о своем погибшем предшественнике самые добрые, теплые и светлые воспоминания.
– И про шахматы ты понапрасну так про него. Я опосля того, яко коньков своих ему подарил, долгонько пыхтел, да и голова еще не та, что прежде, потому в конце он все равно меня одолевал, а добивать не стал – фигуры смешал и говорит, мол, пущай ничья. А ты эвон, – попрекнул он меня.
И это в духе Дмитрия. Если явный верх за ним, тогда он может проявить и милосердие, и доброту. Вот только...
Впрочем, не будем напоминать трапезную и подосланных им убийц – пусть лучше забудутся. У Годунова и со снами проблем выше крыши, так что в сторону тягостные эпизоды, благо что закончились они благополучно, а это главное.